"Джон Ле Карре. Маленькая барабанщица" - читать интересную книгу автора

но, в общем, дети отделались легко, что впоследствии было расценено как
удивительное везение, ибо характерной чертой такого рода инцидентов или
же, по крайней мере, реакции на них является дружное стремление радоваться
жизни, вместо того, чтобы предаваться бесплодной скорби о погибших.
Настоящая скорбь приходит потом, когда по прошествии нескольких часов, а
иногда и раньше, люди начинают оправляться от шока.
Силу взрыва никто из слышавших сто, даже и поблизости, в точности
оценить не смог. Па другом берегу, в Кенигсвинтере, жителям показалось,
что началась война; оглушенные. ошарашенные, они улыбались друг другу,
словно чудом оравшиеся в живых соучастники преступления. "Это все
проклятые дипломаты, - говорили друг другу местные жители, - чего от них
ждать-то. Отправить бы всю свору в Берлин, и пусть там проедают наши
налоги!" Но те, кто оказался совсем рядом, поначалу вообще ничего не
услышали. Все, что они могли припомнить, если вообще способны были что-то
припомнить, это как внезапно накренилась дорога, или как печная труба
вдруг беззвучно отделилась от крыши, или как пронесся по дому вихрь, от
которого кровь застыла в жилах, как он ударил их, сбил с ног, вырвал цветы
из вазы, хватил вазой об стену. Вот звон стекол и то, с каким застенчивым
шелестом падали на тротуар деревья, они помнили. А также сдавленные стоны
людей, чересчур испуганных, чтобы заорать во весь голос. Словом, ясно
было: они не то что ничего не услышали, а просто были ошеломлены и
восприятие у них было нарушено. Несколько свидетелей вспомнили, что на
кухне у французского советника громко звучало радио - по радио в это время
передавали кулинарные рецепты. Одна женщина, считавшая себя в полном
порядке, все время допытывалась у полицейских, не бывает ли так, что от
взрыва усиливается громкость радио. При взрыве, вежливо говорили ей
полицейские, ведя ее, закутанную в одеяло, прочь от места взрыва, чего
только не бывает, однако в данном случае объяснение следовало искать в
другом. Ведь стекла в окнах французского советника оказались выбиты, а
внутри уже никто не мог подкрутить регулятор громкости, и потому радио
орало на всю округу. Так они объясняли ей, но женщина все не понимала.
Вскоре, как и подобает, прибыла пресса; напирая на оцепивших место
происшествия полицейских, первые репортеры, докладывая о событии, убили
восемь и ранили тридцать человек и возложили за это вину на крайне правую
организацию каких-то полоумных немецких патриотов, называвших себя
"Нибелунги-5" и насчитывавшую в своих рядах двух умственно отсталых
подростков и свихнувшегося старика, неспособного не только бомбу, но и
воздушный шарик взорвать. К полудню газетчиков заставили уточнить
сведения, и они снизили число пострадавших до пяти убитых, среди которых
назван был один израильтянин; в больницу отправили четырех тяжело
раненных, и двенадцать человек так или иначе пострадали от взрыва. Теперь
уже говорили, что это дело рук "Красных бригад", хотя и для такого вывода
не было ни малейших оснований. Наутро возникла новая версия: взрыв
организовал "Черный сентябрь", а еще через день "Черный сентябрь" сменила
группа террористов, именовавшаяся "Страдания Палестины"; группе заодно
приписали и несколько взрывов, происшедших незадолго до этого.
Среди убитых взрывом неизраильтян были повар-сицилиец итальянского
советника и шофер-филиппинец. В числе четверых, получивших серьезные
увечья, оказалась жена израильского атташе по связи с профсоюзами, в чьем
доме и взорвалась бомба. Она потеряла ногу. Убитым израильтянином был их