"Джон Диксон Карр. Потерянная виселица" - читать интересную книгу автора

сигарету, а я прошел в гостиную, сел у окна в ожидании Банколена и сэра
Джона.
Туман немного рассеялся, свет из окон клуба просачивался сквозь
коричневатую дымку над тротуаром. Вынырнул длинный лимузин "минерва"
необычного дико-зеленого цвета, подкатил к бровке тротуара. Аль-Мульк
спускался по лестнице, стуча палкой по балюстраде. Гигант шофер, кажется
негр, с приветственным поклоном открыл дверцу. Она захлопнулась, подфарники
"минервы" стали удаляться, влившись в поток машин. До появления Банколена и
сэра Джона прошло почти полчаса. Никто больше не возвращался к дневным
разговорам, поэтому я не стал рассказывать про эпизод наверху. Мы выпили
коктейли в уютном баре с красными шторами, со свечами, накрытыми большими
перевернутыми бокалами, с огромной фарфоровой мартышкой, ухмылявшейся с
каминной полки. Сэр Джон, не вынося людных мест, предпочитал обедать в
клубе; я предложил быстро перекусить перед театром в ресторане на Пэлл-Мэлл,
но Банколен хотел пойти к "Фраскати" на Оксфорд-стрит. Там царило сплошное
золото и серебро, было полно народу. Стук, звон, выстрелы пробок,
возбужденная игра оркестра в лучах прожекторов. Дым, пар, синее пламя
подожженных яств, звяканье крышек; официанты, неуловимые, как домовые;
сверкающие золотистые струи вина. Сэр Джон щурился, будто только что вышел
из темной комнаты. От вина его впалые щеки медленно разгорались, глаза
приобретали виноватое выражение. За кофе и десертом, когда все мы согрелись,
он начал посмеиваться. Доверительно склонившись над столом, сыпал
бессвязными шутками, сам над ними смеялся, шаловливо подмигивал, кивая,
сияя.
По дороге к театру в такси я уже ждал спектакля. Лондон тем вечером
беспорядочно громоздился в тумане, полный такси, залитый рассеянным светом
электрической рекламы на Пикадилли. Свернув на Хеймаркет, мы попали в уютную
тесноту среди серо-коричневых стен. Густой поток машин, сиявшие блики света
на мокрых тротуарах, грохот, лязг, пронзительный свисток полицейского,
взмахи огромной руки в непромокаемом дождевике - все казалось знакомым и
дружелюбным в тумане. Дневной кошмар вернулся только в театре, когда в зале
погас свет, и поднявшийся занавес открыл жуткий мир пьесы Вотреля...
В конце первого акта мы с большим облегчением вышли покурить. Сидели
все порознь, потому что театр был полон. В фойе я увидел, как сэр Джон
знакомит Банколена с каким-то только что пришедшим мужчиной.
- ...А это мистер Марл,- оглянулся он на меня.- Мистер Марл,
познакомьтесь с мистером Доллингсом.
Я обменялся рукопожатием с вялым моложавым мужчиной, рука которого
зависла в воздухе, а пожатие было слабым, как у мертвеца. Остекленевший
взгляд неподвижно смотрел в одну точку где-то за плечом собеседника. Он
пробормотал нечто вроде "очпр", выдавил бледную, призрачную улыбку и
принялся рассматривать свои ногти. Начинавший полнеть, симпатичный,
одновременно бледный и румяный. Должно быть, не так давно вышел из Оксфорда.
Беседа завязывалась с трудом.
Все какое-то время молчали. Потом кто-то спросил:
- Надеюсь, мистер Доллингс, спектакль вам понравился?
- Ау?- переспросил Доллингс с некоторой рассеянностью, вынырнув из мира
грез.- Ау!- повторил он, как бы поняв вопрос, и вновь призрачно улыбнулся.-
Не знаю, по правде сказать. Я только пришел. Боюсь, ужасно опоздал. А вам
нравится?