"Джон Диксон Карр. Абсолютные друзья" - читать интересную книгу автора

может вызвать страх или радость, но его бесчисленные отражения всего лишь
предполагаемая, мнимая форма.
А кроме того, Манди, по необходимости и благодаря специальной
подготовке, очень наблюдателен. Здесь, в Линдерхофе, он не сделает и шага,
не проверив, что у него впереди, за спиной, по бокам, выискивая как
нежелательные следы своих прошлых жизней, так и омерзительных участников
нынешней, скажем, воров произведений искусства, вандалов, карманников,
кредиторов, судебных исполнителей из Гейдельберга, пожилых туристов,
сраженных сердечным приступом, детей, блюющих на бесценные ковры, женщин с
маленькими собачонками, спрятанными в сумочках, и в последнее время, по
настоятельной просьбе администрации, - террористов-камикадзе. В этот
почетный список следует, понятное дело, включить фигуристых и симпатичных
девушек, ненавязчивое любование достоинствами которых приятно даже мужчине,
вполне довольному своей спутницей жизни.
Чтобы облегчить себе сей нелегкий труд, Манди использует все доступные
средства: темную картину, очень кстати забранную стеклом и обращенную к
лестнице, бронзовую урну, которая выполняет роль широкофокусного объектива,
в ней отражаются те, кто стоит по обе стороны от Манди. И, конечно,
Зеркальный холл, где множество отражений Саши зависают на милях и милях
золоченого коридора.
Или не зависают.
Это настоящий Саша или плод воображения, мираж пятничного вечера? За
годы, прошедшие после их расставания, Манди навидался почти-что-Саш, о чем
он незамедлительно напоминает себе: Саши, оставшиеся без последнего евро,
которые замечали его с другой стороны улицы и перебегали проезжую часть,
подгоняемые голодом и предвкушением встречи; процветающие, всем довольные
Саши, в пальто с меховым воротником, поджидающие в арке у подъезда, чтобы
подскочить к нему с криком: "Тедди, Тедди, это твой давний друг Саша".
Однако, как только Манди останавливается и поворачивается, улыбка сползает с
его лица, потому что Саша или просто исчезает, или трансформируется в
совершенно незнакомого человека, который тут же вливается в спешащую толпу.
В поисках вещественных доказательств возникшего у него предчувствия
Манди как бы ненароком обозревает вверенные ему владения, сначала с
театральным выбросом руки, потом поворачиваясь вокруг собственной оси на
импровизированной трибуне, призывая слушателей насладиться видом
итальянского водопада на северном склоне Энненкопфа, великолепным,
несравненным видом, который открывался с королевской кровати.
- Следите за моей рукой, дамы и господа! Представьте себе, что вы здесь
лежите! - Его энтузиазм бурлит, как вышеуказанный водопад. - С кем-то, кто
любит вас! Нет, это я не про Людвига... - истерический хохот русских, - но
все равно лежите в окружении королевских цветов Баварии, золотого и синего!
И вы просыпаетесь одним солнечным утром, открываете глаза, смотрите из окна
на... - Бах!
В этот самый момент он видит Сашу, настоящего Сашу... "Господи,
старина, где тебя носило столько лет?" Только слов этих Манди не произносит,
даже глаза у него не раскрываются от радостного изумления, потому что Саша,
в полном соответствии с вагнеровским духом этого дворца, прибыл сюда в
шапке-невидимке, Tarnkappe, как ее раньше называли. Черный баскский берет,
надетый набекрень, предупреждает, что нельзя давать волю эмоциям, особенно
во время войны.