"Джонатан Кэрролл. За стенами собачьего музея ("Трилогия Рондуа" #4)" - читать интересную книгу автора

Стоун" (1950), нескольких сборников рассказов и стихов. Длительное время
страдал от лекарственной зависимости, особенно в последние годы жизни;
"Воспоминания" (1975) демонстрируют преобладающие мотивы вины, гнева,
поражения, также свойственные персонажам Уильямса.] действительно подавился
пробкой, а Одэна фон Хорвата* [Одэн фон Хорват (1901-1938) - венгерский
писатель и драматург, едва ли не наиболее многообещающий немецкоязычный
драматург тридцатых годов и один из первых антифашистских авторов Германии.
Настоящее имя - Эдмунд Йозеф фон Хорват (Одэн - детское прозвище). Сын
венгерского дипломата; учился в Будапеште, Вене, Мюнхене, прежде чем
окончательно поселиться в Германии. Основные произведения: пьесы
"Итальянская ночь" (1930), "Сказки венского леса" (1930), "Развод Фигаро"
(1933), "Последний день" (1936); роман "Молодежь без Бога" (1937). После
прихода Гитлера к власти уехал в Австрию, которую покинул в 1938 г., когда
туда были введены немецкие войска. Погиб в Париже - действительно от удара
ветки, обломившейся на Енисейских полях во время грозы.] и впрямь зашибло
упавшей веткой. Правда, об этом Одэне я не знаю почти ничего, кроме того,
что он был писателем и умер именно так: гулял себе по Парижу, гулял и
вдруг - хлоп сук на голову. И что будут говорить потом? А говорить потом
будут нечто вроде: "Да я об этом Гарри Радклиффе почти ничего и не знаю.
Помню только, он вроде архитектор и умер от инфаркта в какой-то там
автомойке". Да ладно бы автомойка приличная была - но "Эйфелева баня"!..
Возвращаясь к машине, я напомнил себе, как бездарно провел последние
годы своей жизни. Так что, если бы это я дал дуба в той коричневой тачке,
вся моя жизнь выглядела бы довольно бессмысленной.
- Что там такое? - Водитель следующей за мной машины наконец соизволил
вылезти наружу.
- Ничего особенного. Одного типа хватил инфаркт, и он умер.
- Здесь! - Парень недоверчиво покачал головой и улыбнулся.
Но я-то знал, о чем он думает, а потому впал в еще большее уныние: Боже
мой, это ведь действительно смешно. Расскажи вы кому-нибудь, что сегодня,
мол, были на автомойке и во время последнего ополаскивания один из клиентов
умер, - вряд ли ваш собеседник удержится от улыбки. И улыбнется он точно так
же, как этот парень. А потом начнется одна из полушутливых-полуопасливых
застольных дискуссий по поводу сравнительных достоинств и недостатков того
или иного способа протянуть ноги.
Как, бывало, говаривал Венаск* [Венаск - происхождение этого имени
долгое время составляло для читателей мучительную загадку, пока в одном из
интервью Кэрролл наконец не сжалился: это название "замечательного" (по его
выражению) городка на юге Франции, где он провел несколько месяцев в начале
восьмидесятых годов и где писал роман "Голос нашей тени" (1983). К слову
сказать, Венаск может похвастать баптистерием эпохи Меровингов - одним из
немногих сохранившихся во Франции архитектурных памятников этой франкской
династии V-VIII вв.], все мы в глубине души сознаем собственную ущербность,
а поэтому тратим чересчур много усилий на то, чтобы сей факт скрыть или
доказать обратное - причем, притворяемся-то, в основном, перед самими собой.
"Но затем, оказавшись на смертном одре, - обычно продолжал Венаск, - человек
вдруг остро осознает, что может закончить свои дни еще глупее, чем жил.
Причем, покойнику-то уже все равно, он-то своих похорон точно не увидит, но
нет, нам даже после смерти хочется выглядеть как можно лучше, А иначе, разве
пользовались бы такой популярностью дорогостоящие гробы и пышные похороны?