"Джойс Кэри. Радость и страх [H]" - читать интересную книгу автора

конечно. Мне и самой хочется, правда. Ведь тогда я действительно чувствую,
что ты меня любишь.
- Это уж точно, Пупс. Мы с тобой неплохо проводили время. Тут, видно,
все зависит от точки зрения.
- О господи, уже четыре пробило. До свиданья, любимый, до завтра.



-10-

На бегу Табите приходит в голову, что понятие о любви у Бонсера более
прозаическое, чем у нее, но это ее не оскорбляет, напротив. Ей страшно
интересно, она захлебывается: "Просто чудо, что он так сильно меня любит,
что я имею над ним эту власть. Он сразу отступился, стоило мне объяснить.
Да, в сущности, он хороший человек, такой послушный. Только бы, только бы
он не упустил эту работу. От этого зависит вся его жизнь... и моя тоже".
Обокрасть Гарри - что может быть ужаснее? Но именно потому она на это
решается: украсть, может быть, загубить свою совесть, свою душу. И она
истово молится: "Остави нам долги наши, яко же и мы..."
Сейф, в котором Гарри хранит ее жемчуг, находится у него в спальне,
ключ от сейфа - в тумбочке. На следующее утро, пока лентяйка Эдит
завтракает в постели, а горничная убирается на третьем этаже, она уже
шмыгнула к Гарри в спальню и достает ключ из ящика тумбочки. Дрожа от
страха, она успокаивает себя: "Это для Дика, это его спасет". И тут же
вздрагивает и бледнеет - в комнату входит Гарри.
- С добрым утром! - Он целует ее. - Тебе что-нибудь нужно?
- Я хотела... пожелать тебе доброго утра.
Оба знают, что это ложь. Они растерянно смотрят друг на друга, потом
Гарри, решив, очевидно, что молодые женщины - странные создания, треплет
ее по щеке. - Выглядишь ты неважно. Попринимай-ка микстуру, я тебе
пропишу.
Табита убегает к себе. Она чуть не плачет. "Но что мне делать? Нужно
написать, объяснить. Когда мы поженимся, когда Дик начнет хорошо
зарабатывать, тогда он поймет. И порадуется".
В четыре часа дня, спустившись в прихожую с чемоданом в руке и чутко
прислушиваясь, не раздадутся ли где шаги, она замечает на столике надетый
на подставку цилиндр Гарри, который он носит зимой по праздникам, и при
виде этого цилиндра, такого смиренного, достойного, не подозревающего
предательства, с ворсом, стершимся от ветра и снега, ее охватывает
раскаяние. На ходу она торопливо наклоняется и целует цилиндр. Потом бежит
через сад к калитке, выходящей в проулок. Кэб Бонсера уже здесь. Миг - и
она в него вскочила. Она ощущает торжественность этой минуты, ее высокий
трагизм для Гарри, для нее самой, для Бонсера.
Но вот кэб тряхнуло, от толчка она падает к Бонсеру на колени, и вдруг
ей становится смешно. И Бонсер смеется.
- Нельзя смеяться, Дик. Ведь это очень серьезно. Что подумает обо мне
Гарри? Он не поймет, что сейчас все не то, что было тогда. Что ты делаешь?
Нет, нет, могут увидеть.
- Да ну тебя, Пупс. Раньше ты не была такой ледышкой.
- Потерпи. Только до завтра, пока мы поженимся.