"Александр Чаковский. Это было в Ленинграде (Трилогия, 1 и 2 части) " - читать интересную книгу автора

и за дверью - ребёнок, и она ходила от одного трупа к другому и плакала,
стоя на лестничной площадке, если ещё не разучилась плакать... Потом
пеленала мать и привязывала к доске и шла так, как шла та женщина, -
мелкими шажками, точно плыла...
У окна, замаскированного так, что снаружи оно совершенно сливалось со
стеной, сидел спиной ко мне боец. Перед ним была стереотруба, справа висели
телефон, таблицы и карты. Я очнулся от воспоминаний, услышав, как боец
говорит в телефонную трубку:
- Послушайте, пожалуйста... Опять правее трубы стреляют... Те же
данные, пожалуйста... Прошу дать огонь...
Он замолк и припал к окуляру. И через секунду я услышал пушечный
выстрел, а затем разрыв. В это время вошёл второй боец и сменил первого у
трубы. Тот нехотя оторвался от окуляра, повернулся, заметил меня и,
взглянув на петлицы, отрапортовал:
- Гвардии старшина Каирбеков. Кто вы такой, прошу сказать.
Я улыбнулся его манере выражаться и предъявил документы. Воспоминания
кончились. Начинался рабочий день.
- Военный корреспондент будете! Очень хорошо! Беседовать будете? -
спросил он.
Но мне сейчас не хотелось ни о чём беседовать. Мне хотелось постоять
ещё немного в этой комнате, в которой раньше заключалось для меня так
много, и уйти, чтобы никогда больше не возвращаться.
Но Каирбеков уже отвечал за меня:
- Конечно, будете беседовать! Вот ящик, садитесь, пожалуйста... Только
лучше не садитесь. Мы сейчас вниз пойдём. Там, в дзоте, мой друг сидит.
Тоже нерусской национальности... Казах. Мухтар зовут. Очень интересный
человек. Пойдём, пожалуйста.
Каирбеков уже вышел на лестницу, очевидно не представляя себе, что я
могу не пойти за ним. И я действительно пошёл. Через несколько минут мы
остановились у двери.
- Войдём, пожалуйста, - предложил Каирбеков, ныряя под мокрый полог.
Я полез за ним.
В маленькой кабине у амбразуры сидел спиной ко мне боец. Другой, зажав
между ног котелок, хлебал деревянной ложкой дымящийся суп.
- Прошу познакомиться, - сказал Каирбеков, - мой друг Мухтар. - Он
добавил несколько слов по-казахски и два по-русски: - Военный
корреспондент.
Мухтар поставил котелок на стол и встал.
- Гвардии ефрейтор Тажибаев, - отрапортовал он по форме и, застенчиво
улыбнувшись, спросил, не хочу ли я есть. Мне было стыдно признаться, но в
этот момент я почувствовал, что здорово хочу есть. То, что я не ответил
сразу, Каирбеков, видимо, принял за согласие, тут же вытащил из кармана
ложку, обтёр её куском газеты и подал мне.
- Сначала будем есть, потом беседовать, - сказал Тажибаев.
Второй боец так ни разу и не обернулся. Он припал к амбразуре у
пулемёта. Я видел только его широкую спину. На стене над амбразурой висел
пёстрый женский шарф. Над ним крест-накрест были приклеены две еловые
ветки.
Мне не хотелось спрашивать, как попал сюда этот шарф. Сейчас мне
хотелось молчать и ни о чём не думать. Мне было хорошо, и я перестал