"Александр Чаковский. У нас уже утро" - читать интересную книгу автора

знакомиться с чересчур разговорчивым попутчиком.
- Что же вы молчите? - спросила девушка. - Решили сохранить инкогнито?
- Нет, почему же, - неопределённо отозвался он. - Моя фамилия Доронин.
Есть ему не хотелось, спать тоже. Достав из чемодана книгу, купленную
во Владивостоке у букиниста, он раскрыл её. Это была книга Дорошевича о
Сахалине, изданная задолго до революции. Читать было трудно - свет горел
очень тускло, и Доронин рассеянно перелистывал страницы, невольно
прислушиваясь к тому, что говорили соседи.
"Сахалин, - читал он, - суровый и холодный остров. Его скалистый берег
лижет холодное северное течение, в незапамятные времена прорвавшееся
Татарским проливом. Здесь суровая, лютая зима. Здесь неделями продолжается
пурга, крутят огромные снежные смерчи, по крышу засыпают дома..."
- Так, - сказал Весельчаков, обращаясь к Ольге и, видимо, продолжая
прерванный появлением Доронина разговор. - На постоянную, значит, работу
едете?
- На постоянную.
- Значит, расписание вам такое вышло - на Сахалин ехать?
- Какое же расписание? - звонко сказала Ольга. - Кончила вуз, стали
распределять выпускников на работу, я и вызвалась поехать.
- А может, у вас там, барышня, жених обитает?
- Откуда же там жених?
- Ну, из военных, скажем. Бывает.
- Никого у меня там нет, - смущаясь и сердясь, ответила Ольга.
Этот разговор, видимо, доставлял Весельчакову большое удовольствие.
Трудно было понять, одобряет он Ольгу или подтрунивает над ней.
- Барышня от родного дома на край света бежит, - громко сказал
Весельчаков куда-то в пространство. - По линии, значит, энтузиазма...
- А вы не верите в энтузиазм?
Доронин поднял голову. У самого трапа, прислонившись спиной к поручням,
стоял тот самый плотный черноволосый человек, который шёл впереди Доронина
во время посадки. Он добродушно улыбался.
- Нет, отчего же, - поспешно ответил Весельчаков, - бывает. Только
место подобрано несоответствующее.
- Место трудное, - согласился черноволосый.
- О чём и разговор.
- Вот что, - сердито сказала Ольга, - перестаньте меня запугивать! Я
трудностей не боюсь, еду не на курорт...
Доронину показалось, что ещё одно слово - и она расплачется.
- Извиняйте, извиняйте, - все так же поспешно заговорил Весельчаков, -
я ведь все это в шутку. А вы чего же у трапа-то стоите? - обратился он к
черноволосому. - Не знаю, как вас по имени-отчеству.
- Григорий Петрович.
- Присаживайтесь, Григорий Петрович, - с преувеличенно вежливой улыбкой
сказал Весельчаков, - в ногах правды нет. А ну, подвиньтесь,
друзья-товарищи, дадим Григорию Петровичу место...
Он засуетился, передвигая ящики и мешки; Григорий Петрович подошёл и
присел на свой чемоданчик.
- Я что хотел выразить? - продолжал Весельчаков, - Хотел сказать, что
трудно женщине в таких местах. Туда такие, вроде меня, нужны, стожильные, во
всех морях-океанах просоленные.