"Александр Чаковский. Мирные дни: Это было в Ленинграде (Трилогия, 3 часть) " - читать интересную книгу автора

посмотрела на часы: без четверти десять, через пятнадцать минут начнётся
совещание у директора. На нём должны были решить: утверждать ли для нашей
лаборатории тему высокочастотной закалки или нет.
Я посмотрела на Ольшанского, играющего большим автоматическим
карандашом, и сказала:
- Не понимаю, что вас удивляет. У каждого человека есть дело в жизни.
Должно быть! Вот вы, например, пишете. Ведь вы же верите в то, что пишете? И
ведь для вас это самое главное в жизни, так?
- Послушайте, - ответил Ольшанский, - кто это вас научил так ставить
вопрос, чтобы собеседник мог ответить только "да" или "нет"? Это невежливо.
Должна быть возможность чего-то среднего.
Он снова иронически улыбнулся. А я окончательно разозлилась.
- К сожалению, у меня уже нет времени, чтобы выслушать вашу лекцию о
хорошем тоне, - сейчас начнётся заседание.
Я встала. Лицо его сразу потеряло насмешливое выражение.
- Ну вот... - растерянно протянул Ольшанский, и, как всегда в таких
случаях, голос его стал похож на голос подростка. - Ну вот, так я и знал! У
нас с вами никогда не получается хорошего, мирного разговора.
В этот момент в комнату вошла Ирина.
- Нам пора, Лида. - И, обращаясь к Ольшанскому, она добавила: - Ну, а
вы получили то, что было нужно?
- Да, да, - поспешно ответил Ольшанский. - Знаете, чертовски интересно.
Эта закалка... и экономия...
Мне стало смешно. Я написала на листке бумаги наш адрес и сказала,
протягивая ему:
- Ну вот, здесь мы живём. Будет настроение - приходите. Ольшанский взял
листок.
- Приду, обязательно приду, если только... не вызовут завтра в Москву,
в редакцию... - Он схватил портфель, неловко, боком, поклонился и ушёл,
похожий на большого неуклюжего гуся...
Как только мы - Ирина, наш инженер Лебедев, лаборантка Рая и я - вошли
в директорский кабинет и я увидела длинный зелёный стол, телефоны, и
маленький микрофон для переговоров с цехами, и сидящего за столом директора,
невысокого человека в очках без оправы, и Абросимова, который что-то говорил
директору при нашем появлении, - я почему-то сразу почувствовала, что мы
будем биты.
Так и произошло. Нас "побили" за прожектёрство. Абросимов сказал, что
есть много других, первоочередных тем, которыми должна заняться лаборатория.
Единственное, чего нам удалось добиться, - разрешения продолжать опыты на
установленном в инструментальном цехе аппарате. И только...
Из заводоуправления мы вышли не вместе. Нам - мне, Ирине, Рае - было
сейчас очень тяжело смотреть друг другу в глаза. Я медленно шла по
заводскому двору. Мне показалось, что стало темнее; подняла голову - солнце
светило по-прежнему. И в этот момент я вспомнила о Саше. "Как это могло
случиться, что в последние несколько часов я даже не вспоминала о
нём?"-подумала я. И сразу на душе у меня стало радостнее. Я представила
себе, что он уже встал, выпил чай, который я ему приготовила. Больше всего
мне хотелось бы поговорить с ним сейчас о нашей неудаче, именно с ним.
"Отчего мне так грустно? - спрашивала я себя. - Что, в сущности,
произошло? Ну, неудача на работе, но у меня-то, лично у меня, все ведь так