"Чарльз Спенсер Чаплин. Моя биография " - читать интересную книгу автора

восторга. Зрители хохотали, аплодировали и снова начали бросать мне деньги.
А когда мать вышла на сцену, чтобы увести меня, ее встретили громом
аплодисментов. Таким было мое первое выступление и последнее выступление
матери.
Когда в судьбу человека вмешивается злой рок, он не знает ни жалости,
ни справедливости. Так случилось и с матерью. Голос к ней не вернулся. И как
осенью с каждым днем становится все холоднее и все ближе подступает
неумолимая зима, так день ото дня нам становилось все хуже и тяжелее. Мать
оказалась предусмотрительной и отложила немного денег про черный день, но ее
сбережения очень быстро растаяли, так же как драгоценности и прочее
небогатое имущество, которое она постепенно закладывала, все еще надеясь,
что когда-нибудь голос должен вернуться. А тем временем из трех уютных
комнат нам пришлось перебраться в две, а потом и в одну; вещей у нас
становилось все меньше, а район, в который мы переселялись, с каждым разом
оказывался все более убогим.
Мать обратилась к религии, должно быть, в надежде, что господь вернет
ей голос. Она аккуратно посещала церковь на Вестминстербридж-роуд, и каждое
воскресенье заставляла меня смирно сидеть, пока на органе играли Баха, и
слушать, изнывая от скуки, драматические рулады его преподобия Ф.-В. Мейера,
отдававшиеся под церковными сводами глухим эхом, напоминавшим шарканье
множества ног. Впрочем, его проповеди, наверно, были трогательны - я нередко
видел, как мать украдкой смахивала слезу, и это меня немного смущало.
Я хорошо помню святое причастие в жаркий летний день и прохладную
серебряную кружку, полную сладкого виноградного сока, которую прихожане
передавали из рук в руки, - помню, как мать тихонько отстранила меня рукой,
когда я надолго припал к кружке. Помню, какое облегчение я испытывал, когда
его преподобие наконец закрывал библию - это означало, что проповедь скоро
кончится, а затем еще немного помолятся и споют заключительный гимн.
С тех пор как мать обратилась к церкви, она редко встречалась с
прежними друзьями по театру. Этот мир ушел из нашей жизни, стал лишь
воспоминанием. И мне уже казалось, что мы всегда жили в этой ужасающей
нищете. Один минувший год представлялся мне целой жизнью, исполненной тягот
и труда. Это было унылое, безрадостное существование. Матери почти
невозможно было найти работу - кроме актерского ремесла она ничему не была
обучена. Маленькая, хрупкая, впечатлительная, она должна была бороться в
трудных, непосильных для нее условиях викторианской эпохи, когда богатство и
бедность достигли крайних пределов. У бедной женщины был один выбор - либо
идти в услужение, либо за нищенскую плату обречь себя на каторжный,
бессмысленный труд где-нибудь на пуговичной фабрике. Иногда матери удавалось
устроиться сиделкой у больного, но это бывало редко и очень ненадолго.
Однако мать не терялась: когда-то она сама шила себе театральные костюмы и
теперь ухитрялась заработать иглой несколько шиллингов, выполняя заказы
знакомых прихожанок своей церкви. Но этого не хватало, чтобы прокормить
троих. Из-за пьянства отец стал реже получать ангажементы, а мы еще реже -
те десять шиллингов в неделю, которые он нам давал.
Мать распродала почти все, что у нее было, - оставался только сундук с
ее театральными костюмами. Она все берегла их в надежде, что у нее
поправится голос, и она сможет вернуться на сцену. Иногда она начинала
рыться в сундуке, что-то вытаскивала, и мы с восторгом глазели на усыпанный
блестками костюм или парик и упрашивали маму надеть их. Я вспоминаю, как она