"Олег Чарушников. Пункт проката (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

Глава 12

Дублер начинает действовать

В аналогичных ситуациях старинные романисты любили писать так:
известие поразило его как громом. Они вообще обращались со своими героями
сурово, без всяких сантиментов. Особенно в этом смысле свирепствовал
Шекспир. Я как-то подсчитал, что примерно 90 процентов его героев кончили
жизнь крайне нехорошо. В комедиях великий англичанин несколько умерял свою
кровожадность, но касательно трагедий - тут равных ему не было. Если в
первом акте герой (не главный даже, а так, из малозначащих) имел
неосторожность показаться на сцене и произнести пару слов, можно было не
сомневаться: в последнем действии его постигнет ужасная участь. В этом
отношении с Шекспиром мог потягаться только другой, более поздний классик
с похожим именем. Проживал он в другой стране, много веков спустя, но
уроки великого предшественника усвоил всей душой. Последователь Шекспира
(а звали его, как легко догадаться, Юлиан Семенов, правильно) сумел
поднять планку до 99 процентов. В живых начал оставаться один из героев,
хотя уже примерно к третьему роману читатели ничего так не хотели, как
его, героя, мучительной и скорой гибели. Все остальные сходили с круга
самыми разнообразными способами. Как нетрудно заметить, после этого
рекорда прогресс в литературе несколько замедлился. Причина ясна: писатели
никак не могут решиться на полное, без вычетов, истребление действующих
лиц, потому что тогда неизбежно придется выдумывать новых персонажей для
следующего произведения. Это отнимет много времени и литературный процесс
может снизить обороты.
Прошу простить меня за некоторое отступление от сути. Просто-напросто
хотелось показать, что в критические моменты в голову порой лезут самые
неожиданные мысли. Гром! какой там гром! если бы каждое дурное известие
поражало нас как громом, максимум через неделю мы все поголовно бы
оглохли. Спасибо природе-матушке, она позаботилась о своих суетливых
творениях и наградила их способностью думать о пустяках в самые
трагические минуты.
Первое, о чем я подумал, когда услыхал о гибели корабля, было: нашего
завлаба хватит кондрашка. Как-то сами собой поплыли в уме строчки из
приказа по лаборатории, где меня объявили невозвращенцем из отпуска,
морально деградировавшим элементом, а также поклонником буржуазных
псевдотеорий. Тут же вспомнился неоконченный спор о реакционном втором
законе Ньютона (см. первую главу)...
Не знаю-не знаю, а только до сих пор мне кажется, что меня спасло
легкомыслие. Все кончилось, стремиться было некуда, и я почувствовал
неожиданный прилив уверенности и спокойствия.
Первым делом я выключил телевизор, где читал свою вторую новую поэму
("Ура, мы дождались, и светлый миг...") не теряющийся поэт Л.
Ольховянский.
В коридоре продолжали с топотом и воем ловить мышей. Бармен стоял
посреди номера и смотрел в одну точку. Я вольготно расположился в кресле у
окна.
- Уинстон, скажите, кто имеет право делать записи в этом самом
Отчете?