"Джон Чивер. Скандал в семействе Уопшотов" - читать интересную книгу автора

повару приходится зажигать конфорки спичками. Наверно, потому спичка и
попала к вам в тарелку. Я сейчас уберу суп и подам тушеное мясо; я сама
присмотрю, чтобы никаких спичек в него не попало. Обратите внимание, я
беру тарелку левой рукой. Прошлой зимой я ее вывихнула, и она с тех пор
плохо сгибается, но я все время ею что-то делаю, чтобы ее разработать.
Доктор говорит, что рука поправится, если я буду ее упражнять. Конечно,
было бы легче все делать правой рукой, но время от времени...
Мейбл заметила, что жилец насупился, и ушла на кухню. Ей довелось
прислуживать сотням одиноких посетителей, и обычно им нравились ее
рассказы о болезнях, вывихах, растяжениях связок, а она восхищалась
фотографиями их жен, детей, домов и собак. Так устанавливался хрупкий
мостик общения с постояльцами, но это было лучше, чем ничего, и помогало
коротать время.
Джонсон съел тушеное мясо я сладкий пирог и пошел в бар, тускло
освещенный электрифицированными рекламами пива; там пахло как в погребе.
Единственными посетителями были два фермера. Джонсон прошел в самый
дальний от них конец и выпил еще стакан хереса. Затем он сыграл партию на
миниатюрном автоматическом кегельбане и вышел через боковую дверь на
улицу, Город был погружен в темноту, занятый самим собой, совершенно
безучастный к нуждам странствующих и путешествующих, ко всему огромному,
стремительно движущемуся миру. Магазины были закрыты. Джонсон бросил
взгляд на унитарианскую церковь по ту сторону лужайки. Это было белое
каркасное строение, с колоннами, колокольней и шпилем, смутно
вырисовывавшимися в звездном свете. Джонсону казалось невероятным, что его
народ, его изобретательные сородичи, которые первые придумали стеклянные
витрины для магазинов, светофоры и синкопированную музыку, когда-то были
такими отсталыми, что строили храмы в античном стиле. Он обошел вокруг всю
лужайку и, повернув на Бот-стрит, зашагал к дому Гоноры. В старом доме
кое-где горел свет, но Джонсон никого не увидел. Он вернулся в бар и стал
смотреть по телевидению бокс.
Фаворитом был немолодой профессионал по фамилии Мерсер. Его противник,
по фамилии Сантьяго, толстый, мускулистый и глупый, был не то итальянец,
не то пуэрториканец. Первые два раунда преимущество все время-было на
стороне Мерсера, красивого стройного человека, на лице которого, как
подумал Джонсон, отражались обыкновенные домашние заботы. Какой-нибудь час
назад он на прощание поцеловал в кухне жену и теперь дрался, чтобы внести
очередной взнос за стиральную машину. Подвижный, сообразительный и
стойкий, он казался непобедимым до начала третьего раунда, когда Сантьяго
рассек ему правую бровь: по лицу и груди Мерсера хлынула кровь, и он
поскользнулся на окровавленном полу. В пятом раунде Сантьяго нанес удар в
ту же бровь, и Мерсер, снова ослепленный, беспомощно шатаясь, закружился
по рингу. В шестом раунде схватка была прекращена. Дух Мерсера будет
сломлен, его жена и дети будут убиты горем, а стиральную машину у него
заберут. Джонсон поднялся по лестнице, переоделся в пижаму, на которой
были изображены скачки с препятствиями, и стал читать дешевый роман.
В романе рассказывалось о молодой женщине, владелице нескольких
миллионов долларов и домов в Риме, Париже, Нью-Йорке и Гонолулу. В первой
главе она занималась _этим_ со своим мужем в приюте для лыжников, Во
второй главе она занималась _этим_ со своим дворецким в буфетной. В
третьей главе ее муж и ее дворецкий занимались _этим_ в плавательном