"Джон Чивер. Скандал в семействе Уопшотов" - читать интересную книгу автора

прикасалась. Ее красота не была первобытной или дикой, это была красота
необыкновенного аристократизма, она как бы оттеняла пухлость и бледность
Люсиль Скиннер, стоявшей справа от Глории. Люсиль успела пять лет
проучиться в музыкальной школе в Нью-Йорке. Ее обучение, по подсчетам,
стоило около десяти тысяч долларов. Ей сулили карьеру оперной примадонны,
а чья голова не закружится при мысли о "Сан-Карло" и "Ла Скала", о
громовых овациях, кажущихся нам самой прекрасной и самой сердечной
улыбкой, которую способен подарить мир! Сапфиры и мех шиншиллы! Но, как
всякий знает, стезя, ведущая к славе, запружена людскими толпами, и на ней
преуспевают те, кто неразборчив в средствах. А поэтому Люсили пришлось
вернуться домой и честным трудом зарабатывать на жизнь, давая уроки игры
на фортепьяно в парадной гостиной своей матери. Ее любовь к музыке - это в
равной мере относилось к большинству хористов, подумал мистер Эплгейт, -
всепоглощающая страсть, приносящая одни только разочарования. Рядом с
Люсилью стояла миссис Коултер, жена местного водопроводчика. Она была
уроженкой Вены и до замужества работала швеей. Это была хрупкая смуглая
женщина с темными кругами под глазами, словно от копоти. Подле нее стоял
старый мистер Старджис; он носил стоячие целлулоидные воротнички и широкие
парчовые галстуки и не упускал случая публично петь с тех самых пор, как
пятьдесят лет тому назад был принят в певческий клуб своего колледжа.
Позади мистера Старджиса стояли Майлз Хауленд и Мэри Перкинс, которые
собирались весной пожениться, но уже с прошлого лета были любовниками,
хотя никто об этом не знал. Он впервые раздел ее во время грозы в сосновой
рощице за Пасторским прудом, и с тех пор Они все время только об одном и
думали: где и когда в Следующий раз? С другой стороны, они проводили свои
дни в мире, освещенном умными и доверчивыми лицами их родителей, которых
они любили. Майлз и Мэри с утра отправились на Баском-Айленд, позавтракали
на открытом воздухе и целый день не одевались. Это было восхитительно. Или
они совершили грех? Вдруг им суждено гореть в аду, трястись в лихорадке,
изнывать в параличе? Вдруг его убьет молния во время игры в бейсбол?
Позже, в этот самый сочельник, он будет прислуживать в алтаре при святом
причастии в белоснежном и алом одеянии; делая вид, что молится, он будет
искать взглядом в темной церкви ее профиль. Ежели принять во внимание все
те обеты, что он дал, такое поведение могло бы показаться мерзостным
грехом, но какой же это грех? Ведь если бы его плоть не вдохновила дух, он
никогда бы не узнал этого ощущения силы и легкости во всем теле, этой
полноты сердца, этой безусловной веры в радостную весть о рождестве
Христовом, о звезде на востоке и о поклонении волхвов. Если он проводит ее
домой из церкви в самый разгар бурана, ее добрые родители, глядишь,
предложат ему остаться переночевать, и тогда она сможет прийти к нему.
Мысленно он слышал скрип ступенек, видел белизну подъема ее ноги и, в
своей святой невинности, думал, как же он чудесно устроен: может
одновременно и Спасителя славить, и ножку своей возлюбленной созерцать.
Рядом с Мэри стоял Чарли Андерсон, обладатель необыкновенно нежного
тенора, а около него - близнецы Бассеты.
В сумерках, одетые из-за метели кто во что горазд, участники хора
выглядели страшно жалкими, но стоило им запеть - и все преобразились.
Негритянка стала похожа на ангела, а толстушка Люсиль грациозно закинула
голову и словно позабыла про свою бесцельно ушедшую молодость, проведенную
на дождливых улицах вокруг Карнеги-холла [самый большой концертный зал в