"Джон Чивер. Скандал в семействе Уопшотов" - читать интересную книгу автора

Когда он был в очках, то производил впечатление дородного и милостивого
священнослужителя, но, когда снимал их, чтобы протереть, оказывалось, что
взгляд у него проницательный и усталый, а дыхание отдает джином.
Он вел одинокую жизнь, и чем старте становился, тем сильнее одолевали
его сомнения насчет святого духа и девы Марии, и он в самом деле пил.
Когда он принял здешний приход, старые девы вышили ему епитрахиль и
украсили рисунками его молитвенники; однако когда выяснилось, что он к их
знакам внимания равнодушен, они стали требовать от приходского совета и от
епископа, чтобы его уволили как пьяницу. По в ярость их приводило не его
пьянство. Их женские чувства были прежде всего оскорблены его притязаниями
на безбрачно и решительным нежеланием жениться; и они жаждали увидеть его
опозоренным, лишенным духовного сана, несущим свою кару, гонимым по
Уилтон-трейс мимо старого фармацевтического заводика до самых границ
поселка. В довершение всего мистер Эплгейт с недавних пор начал страдать
галлюцинациями. Ему казалось, будто, причащая, он слышал, о чем молились и
чего просили его прихожане. Их губы не шевелились, и он знал, что это
галлюцинация, своего рода безумие, но, когда он шел от одной
коленопреклоненной фигуры к другой, ему мерещилось, будто он слышит, как
они спрашивают: "Господи всемогущий, продавать мне несушек или нет?",
"Надеть мне зеленое платье?", "Срубить мне яблони?", "Купить мне новый
холодильник?", "Послать ли мне Эммита в Гарвардский университет?".
- Выпей сне в память о том, как кровь Христова пролита была за тебя, и
вознеси благодарность! - говорил мистер Эплгейт, надеясь избавиться от
этой навязчивой иллюзии, а в ушах у него все звучало: "Поджарить мне на
завтрак колбасу?", "Принять мне таблетку от печени?", "Купить мне
"бьюик"?", "Подарить мне Элен золотой браслет или подождать, пока она
станет старше?", "Покрасить мне лестницу?". У него было такое чувство,
будто все возвышенные человеческие переживания - обман, будто вся людская
жизнь есть лишь цепь мелких забот. Покайся он в грехе пьянства и в том,
что серьезно сомневается в существовании вечного блаженства, пришлось бы
ему кончить наклеиванием почтовых марок в каком-нибудь епархиальном
управлении, а он чувствовал себя для этого слишком старым.
- Боже всемогущий, - сказал он громко, - благослови сих рабов твоих,
славящих рождество единородного сына твоего, ему же с тобой, о всемогущий
отец, и с духом святым да будет честь и слава и ныне, и присно, и во веки
веков. Аминь!
От благословения исходил явный запах можжевельника.
- Аминь! - отозвались хористы и спели стих из "Christus Natus Hodie"
["Днесь Христос родился" (лат.)].
Они были так поглощены и обезоружены пением, что их лица казались
необычайно открытыми, как распахнутые настежь окна, и мистеру Эплгейту
доставляло удовольствие заглядывать в них - в это мгновение они казались
такими разными. Ближе всех к священнику была Гарриет Браун, которая
служила в цирке и пела романтические песенки во время представления живых
скульптур. Она была замужем за каким-то шалопаем, и теперь ей приходилось
содержать всю семью, выпекая торты и пироги. Жизнь ее была сурова, и
бледное лицо ее было отмечено суровостью. Рядом с Гарриет стояла Глория
Пендлтон, отцу которой принадлежала мастерская по ремонту велосипедов. Они
были единственными цветными в поселке. Десятицентовое ожерелье на шее
Глории казалось бесценным сокровищем: она облагораживала все, к чему