"Джон Чивер. Наваждение" - читать интересную книгу автора

Готовить два обеда и дважды накрывать на стол она не может. Молниеносными
ударами кисти Джулия набрасывает картину домашней каторги, сгубившей
молодость ее, красоту ее и ум. Франсис просит понять его правильно; он
чуть не погиб в авиационной катастрофе, и он не хочет, чтобы его встречало
дома ежевечернее сражение. Теперь Джулия задета не на шутку. Голос ее
дрожит. Никаких ежевечерних сражений нет и в помине. Обвинять в этом глупо
и нечестно. До его прихода все было спокойно. Она умолкает, кладет вилку и
нож и смотрит в тарелку, как в темную бездну. Она плачет.
- Бедная мамочка, - говорит Тоби; Джулия встает из-за стола, вытирая
слезы салфеткой, и Тоби присоединяется к ней. - Бедная мамочка, -
повторяет он. - Бедная мамочка. - И они вдвоем уходят наверх. Потом и
остальные покидают поле битвы, а Франсис выходит в сад покурить и подышать
воздухом.


Сад у Уидов приятный - с дорожками, клумбами, скамейками. Закат почти
догорел, но еще светло. После аварии, после сражения Франсис задумчиво
притих и слушает вечерние звуки Шейди-Хилла.
- Объедалы! Мошенники! - гонит старый мистер Никсон белок от птичьих
кормушек. - Сгиньте с глаз моих!
Дверь хлопнула где-то. Подстригает кто-то траву. Затем Доналд Гослин,
живущий в угловом доме, заиграл "Лунную сонату". Он занимался этим чуть не
каждый вечер. Знать не желая бетховенских темпов, он играл ее с начала до
конца rubato [в свободном темпе (итал.)], превращая в излияние слезливой
хандры, тоски и жалости к себе - а тем и велик Бетховен, что чужд всего
такого. Звуки разносились под деревьями вдоль улицы как мольба о любви и
нежности, обращенная к какой-нибудь горничной - незамужней, свежелицей
ирландке, которая скучает по родному Голуэю и перебирает старые
любительские снимки у себя в комнате под самой крышей.
- Юпитер, сюда, Юпитер, - позвал Франсис охотничьего пса Мерсеров. С
растерзанной фетровой шляпой в зубах Юпитер рванулся через гряды
помидоров.
Юпитер был здесь разительным отклонением от нормы. Его охотничий азарт
и резвость никак не вязались с Шейди-Хиллом. Пес был угольно-черен, с
длинной, чуткой, умной, шалой мордой. В глазах блестело озорство, голова
была высоко поднята. Такие горделивые, с широким ошейником собачьи головы
встретишь в геральдике, на гобеленах; встречались они раньше и на ручках
зонтиков и набалдашниках тростей. Юпитер рыскал где вздумается, разоряя
мусорные ящики, корзины с хламом, срывая белье с веревок. Он вносил хаос в
пикники и теннисные матчи, лаял у церкви Христа на людей в красном
облачении, мешая воскресной процессии. По два и по три раза в день он
проносился через розарий старого Никсона, круша кусты "Кондесы де
Састагос" и оставляя за собой форменные просеки. А когда в сумерки по
четвергам Доналд Гослин разжигал под вертелом огонь, Юпитер тут же учуивал
поживу. Ничем нельзя было его прогнать - ни окриком, ни камнями, ни
палкой. Его бравая геральдическая морда так и торчала у самой террасы. И
стоило Доналду Гослину отвернуться за солью, как Юпитер впрыгивал на
террасу, с легкостью сдергивал с вертела кусище вырезки и уносился - с
обедом семейства Гослинов в зубах. Дни Юпитера сочтены. Не сегодня завтра
его отравит немец-садовник Райтсонов или кухарка Фаркерсонов. Даже старый