"Джон Чивер. Наваждение" - читать интересную книгу автора

мистер Никсон может подсыпать мышьяку в отбросы, до которых Юпитер лаком.
- Юпитер, сюда, Юпитер! - позвал Франсис, но пес пронесся мимо, терзая
шляпу белыми зубами. Обернувшись к окнам дома, Франсис увидел, что Джулия
сошла вниз и гасит свечи.
Джулию и Франсиса Уидов то и дело звали в гости. В Шейди-Хилле Джулию
любили, и она любила общество; ее общительность проистекала из вполне
естественного страха перед одиночеством и непорядком. Свою утреннюю почту
Джулия разбирала с волнением, ища в конвертах приглашения и обычно находя
их; но она была ненасытна, и, хоть сплошь забей неделю приглашениями, все
равно во взгляде ее осталась бы некая сосредоточенность, словно Джулия
прислушивалась к отдаленной музыке, потому что и тогда ее беспокоила бы
мысль, что где-то в другом месте вечер удался еще великолепней. С
понедельника по четверг Франсис ограничивал ее порыв: оставлял вечера два
свободных от приема гостей и хождения в гости; иногда бывала не занята и
пятница, но уж по уик-эндам страсть Джулии к общению несла Франсиса, как
ураган - щепку. На следующий день после авиационной катастрофы им
предстоял ужин у Фаркерсонов.
В этот день Франсис поздно приехал с работы; пока он переодевался,
Джулия вызвала по телефону няню, чтобы посидела с детьми, и скорей
потащила мужа в машину. У Фаркерсонов собралась небольшая и приятная
компания, и Франсис настроился славно провести вечерок. Напитки подавала
гостям новая прислуга, черноволосая, с бледным лицом. Она показалась
Франсису знакомой. Память эмоциональная, память чувств была у Франсиса
чем-то остаточным, как аппендикс. Он не развивал ее в себе. Дым костра,
сирень и прочие ароматы не будили в нем никаких нежных чувств. Он отнюдь
не страдал неспособностью уйти от прошлого; пожалуй, изъян его состоял как
раз в том, что уход от прошлого ему так удавался. Допустим, он видел эту
прислугу у других хозяев или же в воскресенье на улице; но почему, однако,
ее образ застрял в памяти? Она была круглолицей, даже луноликой, как
бывают ирландки и нормандки, но не настолько уж красивой, чтобы
запоминаться. Определенно, он видел ее где-то при особых обстоятельствах.
Франсис справился о ней у хозяйки. Нелли Фаркерсон сказала, что наняла ее
через агентство, что родом она из Нормандии, из Тренона - небольшого
селения с церковью и ресторанчиком; Нелли побывала там, когда ездила во
Францию. Нелли принялась рассказывать о своих поездках за границу, но
Франсис уже вспомнил. Было это в конце войны. Прибыв на сборный пункт, он
вместе с другими получил увольнительную на три дня в Тренон. На второй
день они пошли смотреть, как будут всенародно наказывать молодую женщину,
которая во время оккупации жила с немецким комендантом.
Было прохладное осеннее утро. С пасмурных небес на перекресток
грунтовых дорог падал удручающе серый свет. С возвышенности было видно,
как тянутся к мори) облака и холмы, монотонно схожие друг с другом.
Привезли ту женщину - она сидела на телеге, на треногом табурете. Сойдя с
телеги, она слушала с опущенной головой, как мэр читает обвинительный акт
и приговор. На лице ее застыла та слепая полуулыбка, за которой корчится
на дыбе душа. Когда мэр кончил, она распустила волосы, рассыпала их по
спине. Седоусый, низкорослый человек остриг ее большими ножницами, бросая
пряди волос на землю. Затем, взбив пену в миске, обрил ее опасной бритвой
наголо. Подошла крестьянка, стала расстегивать ей платье, но обритая,
оттолкнув ее, разделась сама. Стащила через голову сорочку, кинула наземь