"Джон Чивер. Бриллианты Кэботов" - читать интересную книгу автора

иначе говоря, мышьяком. По ее словам, у них на Прибрежной улице житья нет
от муравьев, и ничем их не выведешь, кроме как мышьяком. Столько мышьяку
набирает, что, видно, и впрямь нет от них житья.
Возможно, миссис Уоллес предостерегла бы Эймоса Кэбота, но больше она
его не видела.
Когда его похоронили, она пришла к судье Симмонзу и сказала, что
намерена предъявить миссис Кэбот обвинение в убийстве. У аптекаря,
безусловно, сохранились изобличающие ее записи о покупках мышьяка.
- Может быть, и сохранились, - сказал судья, - да он их вам не даст.
То, что вы затеваете, сопряжено с эксгумацией и затяжным судебным
процессом в Барнстебле, а для этого у вас и средства не те, и не та
репутация. Шестнадцать лет вы, как мне известно, были ему подругой. Он был
прекрасный человек - так не лучше ли вам искать утешение в мысли, что вам
столько лет посчастливилось его знать? И еще. Он оставил вам с сыном
солидные деньги. Если миссис Кэбот вздумает в отместку оспаривать
завещание, вы можете их лишиться.


Я отправился в Луксор повидаться с Джиневой. До Лондона летел на
лайнере "Боинг-747". В салоне сидели всего-навсего три пассажира -
впрочем, как уже было сказано, любители мрачных прорицаний нынче не в
чести. Из Каира турбовинтовой двухмоторный самолет на малой высоте понес
меня вверх по Пилу. Следы выветривания и размывания так похожи, что
чудится, будто Сахару в этих местах по ордеру на обыск, выданному
природой, перерыли потоки воды - реки, речки, речушки, ручьи, ручейки...
Борозды зыбки и древовидны; разветвляясь, русло мнимой реки принимает
очертания дерева, которое пробивается к свету. В Каире, откуда мы вылетали
на заре, мы мерзли. В Луксоре, где меня в аэропорту встречала Джинева,
стояла жара.
Я был страшно рад, что мы встретились, до того рад, что ничего кругом
не замечал, но все-таки заметил, что она растолстела. И не так себе
раздалась - в ней было фунтов триста весу. Джинева превратилась в
толстуху. Волосы, когда-то ржаные, теперь отливали золотом, зато
массачусетский выговор в ее речи оказался неистребим. Здесь, на Верхнем
Ниле, он звучал для меня слаще музыки. Муж ее - ныне полковник - стройный,
немолодой, состоял в родстве с последним королем Египта. Он держал
ресторан на окраине города и жил с женой в уютной квартире над обеденным
залом. Полковник был человек с юмором, неглупый - подозреваю, что
греховодник, - и очень не дурак выпить. Когда мы ездили в Карнак
осматривать храм, наш драгоман запасся в дорогу льдом, тоником и джином. Я
прожил у них неделю - преимущественно в храмах и гробницах. Вечера мы
проводили в его баре. Пахло войной - в небе кружили самолеты, - и из
туристов, кроме меня, был еще только какой-то англичанин, который все
вечера просиживал у стойки, изучая свой паспорт. В последний день я
всласть наплавался в Ниле - стилем кроль - и меня отвезли в аэропорт, где
я расцеловал Джиневу и сказал ей - а вместе с нею и Кэботам - прости.