"Джон Чивер. Монтральдо" - читать интересную книгу автора

старушку на вилле как пленницу. Оба заведения в поселке - и "Гранд-отель"
и "Националь") - были вполне комфортабельные и удобные. Почему же я не
переехал туда, а продолжал оставаться в этой развалюхе?
Я остался из-за вида, а также потому, что старая дама и чокнутая
служанка возбудили мое любопытство. Ссориться они начинали с самого утра.
Ассунта грубила и поносила хозяйку. Синьорина отвечала ей с изысканным
сарказмом. Впечатление это производило удручающее. Мне захотелось
выяснить, в самом ли деле старушку держат как пленницу, и, увидев ее около
полудня одну во дворе, я спросил, не хочет ли она проехаться со мной в
Тамбуру, ближайший поселок на побережье. Она ответила на своем изысканном
римском диалекте, что была бы в восторге разделить мое общество. Ей
хочется починить часы - те самые, золотые. Часы эти очень ценные и
красивые, и она может доверить их только одному человеку. А он живет в
Тамбуре. Пока мы говорили, подошла Ассунта.
- Зачем это вам понадобилось ехать в Тамбуру? - спросила она старушку.
- Я хочу починить мой золотые часы, - ответила та.
- Никаких золотых часов у вас нет, - заявила Ассунта.
- А ведь это правда, - сказала старушка. - У меня больше нет золотых
часов, хотя были. У меня были золотые часы и золотой карандашик.
- Так зачем же ехать в Тамбуру: раз у вас нет часов, значит, нечего и
чинить, - сказала Ассунта.
- Ты права, свет моих очей, мое сокровище, - сказала старушка и вошла в
дом.


Большую часть времени я проводил на пляже и в кафе. Фортуна курорта,
видимо, закатывалась. Официанты жаловались, что дела идут плохо, но,
впрочем, они всегда жалуются. От моря пахло снастями и какой-то
тухлятиной. Я то и дело с тоской вспоминал великолепные дикие пляжи моей
родины. Правда, Гей-Хэд, насколько мне известно, опускается в море.
Монтральдо же опускалось, так сказать, духовно: волны моря словно
подтачивали поселок, высасывая из него жизненные силы. Море лежало
белесое, свет был яркий, но не сверкающий. От Монтральдо исходило ощущение
застоя, уединения, опустошенности, а я такую атмосферу терпеть не могу,
ибо разве не должен дух человеческий обостренно сверкать, как бриллиант?
Волны шептали что-то по-французски и по-итальянски - время от времени
звучало словцо на диалекте, - но как-то вяло, бессильно.
Однажды днем на пляже появилась на редкость красивая женщина с
мальчиком, я сказал бы, лет восьми и с итальянкой, одетой во все черное,
явно прислугой. Они несли сумки для бутербродов с маркой "Гранд-отеля", и
я подумал, что мальчик, видимо, живет преимущественно в гостиницах. На
него жалко было смотреть. Служанка достала из сетки игрушки. Все они были
не для его возраста. Ведерко для песка, лопаточка, несколько формочек,
надувной мяч и пара старомодных водяных крыльев. Я подумал, что мамаша,
растянувшаяся на одеяле с американским романом в руках, видимо, в разводе
с мужем и что скоро она будет сидеть со мной в кафе и потягивать коктейли.
Поставив перед собой такую цель, я поднялся и предложил мальчику поиграть
в мяч. Он пришел в восторг оттого, что у него появился компаньон, но он не
умел ни бросать мяч, ни ловить. И тогда, прикинув, что бы могло ему
понравиться, я спросил, поглядывая на мамашу, не хочет ли он, чтобы я