"Джон Чивер. Грабитель из Шейди-Хилла" - читать интересную книгу автора

начальством по службе и намного старше меня годами, он, когда угощал меня
в баре, давал понять, что снисходит до меня; но таковы были методы нашего
хозяина, и я знал, что возражать бесполезно. Я позвонил Бакнему домой, и
миссис Бакнем сказала, что Гил просит меня зайти во второй половине дня.
Позавтракал я в одиночестве, после чего просидел на работе часов до трех,
а потом отправился пешком к Бакнемам, жившим на одной из Восточных
Семидесятых улиц. Дело было в начале осени - во время бейсбольного
чемпионата страны, - и на город надвигалась гроза. Подходя к дому
Бакнемов, я слышал грохот далеких орудий и вдыхал запах дождя. Дверь мне
открыла миссис Бакнем, на лице ее словно отложились все терзания этого
ужасного года, наспех скрытые под густым слоем пудры. Никогда еще я не
видел таких измученных глаз, да притом было на ней старомодное нарядное
платье, летнее, в крупных цветах. (Я знал, что трое их детей в колледже и
что у них есть яхта с платным матросом при ней и еще много всяких
расходов.) Гил был в постели, миссис Бакнем провела меня в спальню. Гроза
вот-вот должна была разразиться, и все вокруг тонуло в мягком полумраке,
так напоминавшем рассвет, что казалось - всем нам надлежит спать и видеть
сны, а не являться друг к другу со скверными новостями.
Гил заговорил весело, любезно, снисходительно, сказал, что очень рад
меня видеть; он, когда последний раз был на Бермудах, накупил моим детям
подарков, а послать их мне забыл. "Будь добра, милая, принеси эти пакеты,
- обратился он к жене. - Ты помнишь, куда мы их положили?" И вскоре она
вернулась в комнату, нагруженная большими и с виду соблазнительными
свертками, и свалила их мне на колени.
О своих детях я почти всегда думаю с нежностью и обожаю делать им
подарки. Я был очарован. Разумеется, это была уловка, скорее всего
придуманная ею, одна из многих, какие она измышляла за минувший год, чтобы
спасти от развала жизнь их семьи. (Я заметил, что завернуты вещи: не в
магазине, а когда возвратился домой и обнаружил в одном из пакетов старые
шерстяные пуловеры, которые дочки Гила не взяли с собой в колледж, и
лыжную шапку, потертую с одного края, это только усилило мое сочувствие к
Бакнемам в их несчастье.) Не мог я выгнать его с работы, держа в руках
кучу подарков для моих ребят и весь исходя сочувствием. Мы поговорили о
чемпионате и о каких-то служебных мелочах, а когда поднялся ветер с
дождем, я помог миссис Бакнем закрыть окна во всей квартире, потом
откланялся и ранним поездом уехал домой под раскаты грома. Через пять дней
после этого Гил Бакнем окончательно бросил пить, вернулся в контору и,
снова сделавшись правой рукой хозяина, первым делом принялся сживать меня
со света. У меня сложилось впечатление, что, будь мне написано на роду
стать русской балериной, или мастерить фальшивые драгоценности, или
малевать баварских танцоров на ящиках комодов и пейзажи на створках
раковин и жить в каком-нибудь захолустье вроде Провинстауна, я и то не
столкнулся бы с такой диковинной публикой, как в пластмассовом
производстве; и я решил основать собственное дело.


Мать научила меня не говорить о деньгах, если их много, сам я всегда
избегал говорить о них в пору безденежья, поэтому мне трудно описать в
подробностях то, что произошло в последующие полгода. Я снял помещение под
контору - точнее сказать, каморку, в которой помещался только стол и