"Джон Чивер. Грабитель из Шейди-Хилла" - читать интересную книгу автора

телефон, - и стал рассылать письма, но ответы на них приходили редко, а
телефон с тем же успехом можно было бы вообще не включать, когда же пришло
время просить в долг, оказалось, что мне не к кому обратиться. Моя мать
ненавидела Кристину, к тому же у нее, вероятно, и не водилось лишних
денег, ведь не было случая, чтобы она, покупая мне в детстве новое пальто
или сандвич с сыром, не приговаривала, что деньги эти взяты из ее
капитала. Знакомых у меня было много, но я, хоть убей, не мог бы выпить с
приятелем у стойки и тут же выклянчить у него пятьсот долларов (а мне
требовалось больше). И что самое ужасное - я даже в общих чертах не
обрисовал свое положение жене.
Я подумал об этом как-то вечером, когда мы собирались идти обедать к
Уорбертонам, на нашей же улице. Кристина, сидя перед зеркалом, надевала
серьги. Она красивая женщина, во цвете лет, и полный профан во всем, что
касается финансовых затруднений. У нее прелестная шея, грудь ее вздымалась
под легкой тканью платья, и я при виде спокойной, нормальной радости,
которую доставляло ей собственное отражение, был не в силах сказать ей,
что мы нищие. Она украсила собой мою жизнь, и, когда я ею любовался,
какой-то мутный родник во мне словно делался прозрачнее, бурливее, отчего
и комната, и картины на стене, и луна за окном глядели ярче и веселее.
Узнав правду, она заплачет, и вся ее косметика размажется, и званый обед у
Уорбертонов потеряет для нее всю прелесть, и спать она уйдет в комнату для
гостей. В ее красоте и способности воздействовать на мои чувства не меньше
правды, чем в том обстоятельстве, что наш кредит в банке исчерпан.
Уорбертоны богатые люди, но не общительные, а возможно, даже и
черствые. Она - стареющая мышь, он - из тех мужчин, которых школьные
товарищи не любили. У него нечистая кожа, скрипучий голос и навязчивая
идея - разврат. Уорбертоны вечно тратят большие деньги, только об этом с
ними и можно разговаривать. Пол у них в холле выложен черно-белыми
мраморными плитками из старого "Рица"; их купальные кабинки на острове у
берегов Флориды нужно утеплить; они улетают на десять дней в Давос;
покупают двух верховых лошадей в пристраивают новое крыло к дому. В тот
вечер мы опоздали, Месервы и Чесни пришли раньше нас, но Карл Уорбертон
еще не вернулся домой, и Шейла беспокоилась. "Карл по дороге на вокзал
проходит через ужасный трущобный квартал, - говорила она. - У него при
себе, всегда тысячи долларов, я так боюсь, что на него нападут..." Тут
Карл явился, рассказал всей компании неприличный анекдот, и мы пошли в
столовую. К такому обеду все приняли душ и расфрантились, и какая-нибудь
старуха кухарка с раннего утра чистила грибы и лущила крабов для салата.
Мне очень хотелось повеселиться. Но как мне этого ни хотелось,
развеселиться я в тот вечер не мог. Я чувствовал себя как в детстве на
рождении у какого-нибудь ненавистного мальчишки, куда мать затащила меня с
помощью угроз и посулов. Разошлись мы около половины двенадцатого. Я не
сразу вошел а свой дом, задержался в саду докурить сигару Карла
Уорбертона. Сегодня четверг, вспомнил я, банк откажется оплатить мои чеки
только во вторник, но что-то нужно предпринять немедля. Когда я поднялся
наверх, Кристина уже спала, и я тоже заснул, но часа в три снова
проснулся.
Перед этим мне снилось, как хорошо бы выпускать хлеб в разноцветных
обертках из параблендеума. Мне снилась реклама на целую страницу в
общенациональном журнале - "НЕ ПОРА ЛИ РАСЦВЕТИТЬ ВАШУ ХЛЕБНИЦУ?". По всей