"Джон Чивер. Еще одна житейская история" - читать интересную книгу автора

помешался, вы сказал мне - это пустяк. Теперь слушайте! Она покупает
рояль, и она нанимает учитель пения. И все мне назло. Теперь вы понимаете,
что она помешался?
- Нисколько Грейс не помешалась, - сказал я. - И ничего плохого нет в
том, что она любит петь. Вы должны понять, что она хочет сделать карьеру
вовсе не вам назло. Почти все женщины в нашей округе мечтают об этом.
Маргарет три раза в неделю ездит в Нью-Йорк учиться актерскому мастерству,
и я вовсе не считаю ее вредной или сумасшедшей.
- Американские мужчины не имеют характер, - сказал Буби. - Все они
коммерсанты и мещане.
Я бы ударил его, если бы он не повернулся и не отошел от меня. Нашей
дружбе явно наступил конец, и я почувствовал огромное облегчение, так как
мне стали до смерти надоедать его рассказы о помешательстве Грейс, а
что-либо изменить в его взглядах или как-то просветить его не
представлялось возможным. В течение двух, а то и больше недель он не
беспокоил меня, а потом однажды утром снова ко мне подошел. Лицо у него
потемнело, нос вытянулся, и в манере держаться появилось что-то явно
враждебное.
- Вот теперь вы согласится со мной, - сказал он мне по-английски, -
когда я расскажет, что она творит. Теперь вы увидит, какой она вредный. -
Он вздохнул и со свистом выпустил воздух сквозь зубы. - Она хочет давать
концерт! - выкрикнул он, повернулся и пошел прочь.


Через несколько дней мы получили приглашение послушать Грейс у
Эболинов. Миссис Эболин - это наша провинциальная муза. Благодаря своему
брату, романисту У.Х.Тауэрсу, она приобрела знакомых в литературных
кругах, а щедротами своего супруга - преуспевающего зубного хирурга -
довольно большую коллекцию картин. На стенах ее дома можно увидеть Дюфи,
Матисса, Пикассо и Брака, но картины, подписанные этими именами, -
прескверные, а как муза миссис Эболин на редкость ревнива. Любую другую
женщину с такими задатками назвали бы у нас в округе вульгарной
плагиаторшей. Все картины написаны, конечно же, ею самой, и любой поэт,
приезжающий на уик-энд к Эболинам, становится ее поэтом. Она выставит его
на всеобщее обозрение, будет просить его почитать и даже разрешит вам
пожать ему руку, но если вы попытаетесь сблизиться с ним или станете
говорить с ним больше минуты-двух, она тут же встрянет с видом алчной
собственницы и таким тоном прервет вас, точно застигла за кражей столового
серебра. И вот Грейс, как я подозреваю, стала главным бриллиантом в ее
короне. Концерт был назначен на воскресенье во второй половине дня; погода
стояла чудесная, но поехал я с большой неохотой. Возможно, это повлияло на
мое восприятие, но и все вокруг говорили, что Грейс пела ужасно. Она
исполнила около дюжины песен - преимущественно на английском языке,
преимущественно допотопных и о любви. Буби отчаянно вздыхал между
номерами, и я знал: он считает, что все это Грейс задумала от безграничной
своей злости - и складные стулья, и вазы с цветами, и горничные,
ожидавшие, когда настанет время подавать чай. По окончании концерта Буби
держался любезно - только нос у него стал поистине огромным.
Какое-то время мы не встречались, затем однажды вечером я прочел в
местной газете, что Маркантонио Парлапьяно попал в автомобильную