"Антон Павлович Чехов. Святою ночью" - читать интересную книгу автора

меня больше всех, а всё за то, что я от его акафистов плакал. Вспоминать
трогательно! Теперь я всё равно как сирота или вдовица. Знаете, у нас в
монастыре народ всё хороший, добрый, благочестивый, но... ни в ком нет
мягкости и деликатности, всё равно как люди простого звания. Говорят все
громко, когда ходят, ногами стучат, шумят, кашляют, а Николай говорил
завсегда тихо, ласково, а ежели заметит, что кто спит или молится, то
пройдет мимо, как мушка иди комарик. Лицо у него было нежное, жалостное...
Иероним глубоко вздохнул и взялся за канат. Мы уже приближались к
берегу.
Прямо из потемок и речной тишины мы постепенно вплывали в заколдованное
царство, полное удушливого дыма, трещащего света и гама. Около смоляных
бочек, уж ясно было видно, двигались люди. Мельканье огня придавало их
красным лицам и фигурам странное, почти фантастическое выражение. Изредка
среди голов и лиц мелькали лошадиные морды, неподвижные, точно вылитые из
красной меди.
- Сейчас запоют пасхальный канон... - сказал Иероним, - а Николая нет,
некому вникать... Для него слаже и писания не было, как этот канон. В
каждое слово, бывало, вникал! Вы вот будете там, господин, и вникните, что
поется: дух захватывает!
- А вы разве не будете в церкви?
- Мне нельзя-с... Перевозить нужно...
- Но разве вас не сменят?
- Не знаю.... Меня еще в девятом часу нужно было сменить, да вот,
видите, не сменяют!.. А, признаться, хотелось бы в церковь...
- Вы монах?
- Да-с... то есть я послушник.
Паром врезался в берег и остановился. Я сунул Иерониму пятачок за
провоз и прыгнул на сушу. Тотчас же телега с мальчиком и со спящей бабой
со скрипом въехала на паром. Иероним, слабо окрашиваемый огнями, налег на
канат, изогнулся и сдвинул с места паром...
Несколько шагов я сделал по грязи, но далее пришлось идти по мягкой,
свежепротоптанной тропинке. Эта тропинка вела к темным, похожим на
впадину, монастырским воротам сквозь облака дыма, сквозь беспорядочную
толпу людей, распряженных лошадей, телег, бричек. Всё это скрипело,
фыркало, смеялось, и по всему мелькали багровый свет и волнистые тени от
дыма... Сущий хаос! И в этой толкотне находили еще место заряжать
маленькую пушку и продавать пряники!
По ту сторону стены, в ограде, происходила не меньшая суетня, но
благочиния и порядка наблюдалось больше. Тут пахло можжевельником и росным
ладаном. Говорили громко, но смеха и фырканья не слышалось. Около
могильных памятников и крестов жались друг к другу люди с куличами и
узлами. По-видимому, многие из них приехали святить куличи издалека и были
теперь утомлены. По чугунным плитам, которые лежали полосой от ворот до
церковной двери, суетливо, звонко стуча сапогами, бегали молодые
послушники. На колокольне тоже возились и кричали.
"Какая беспокойная ночь! - думал я. - Как хорошо!"
Беспокойство и бессонницу хотелось видеть во всей природе, начиная с
ночной тьмы и кончая плитами, могильными крестами и деревьями, под
которыми суетились люди. Но нигде возбуждение и беспокойство не
сказывались так сильно, как в церкви. У входа происходила неугомонная