"Антон Павлович Чехов. Соседи" - читать интересную книгу автора

ей дерзость, но сдержал себя. И, сдерживая себя, он почувствовал, что
настала подходящая пора, чтобы действовать, и что терпеть долее нет сил. Или
действовать сейчас же, или же упасть на пол, кричать и биться головой о пол.
Он вообразил Власича и Зину, как они оба, либеральные и довольные собой,
целуются теперь где-нибудь под кленом, и все тяжелое и злобное, что
скоплялось в нем в течение семи дней, навалилось на Власича.
"Один обольстил и украл сестру, - подумал он, - другой придет и зарежет
мать, третий подожжет дом или ограбит... И все это под личиной дружбы,
высоких идей, страданий!"
- Нет, этого не будет! - вдруг крикнул Петр Михайлыч и ударил кулаком
по столу.
Он вскочил и выбежал из столовой. В конюшне стояла оседланная лошадь
управляющего. Он сел на нее и поскакал к Власичу.
В душе у него происходила целая буря. Он чувствовал потребность сделать
что-нибудь из ряда вон выходящее, резкое, хотя бы потом пришлось каяться всю
жизнь. Назвать Власича подлецом, дать ему пощечину и потом вызвать на дуэль?
Но Власич не из тех, которые дерутся на дуэли; от подлеца же и пощечины он
станет только несчастнее и глубже уйдет в самого себя. Эти несчастные,
безответные люди - самые несносные, самые тяжелые люди. Им все проходит
безнаказанно. Когда несчастный человек, в ответ на заслуженный упрек,
взглянет своими глубокими виноватыми глазами, болезненно улыбнется и покорно
подставит голову, то, кажется, у самой справедливости не хватит духа поднять
на него руку.
"Все равно. Я при ней ударю его хлыстом и наговорю ему дерзостей", -
решил Петр Михайлыч.
Он ехал своим лесом и пустырями и воображал, как Зина, чтобы оправдать
свой поступок, будет говорить о правах женщины, о свободе личности и о том,
что между церковным и гражданским браком нет никакой разницы. Она по-женски
будет спорить о том, чего не понимает. И, вероятно, в конце концов она
спросит: "Причем ты тут? Какое ты имеешь право вмешиваться?"
- Да, я не имею права, - пробормотал Петр Михайлыч. - Но тем лучше...
Чем грубее, чем меньше права, тем лучше.
Было душно. Низко над землей стояли тучи комаров, и в пустырях жалобно
плакали чибисы. Все предвещало дождь, но не было ни одного облачка. Петр
Михайлыч переехал свою межу и поскакал по ровному, гладкому полю. Он часто
ездил по этой дороге и знал на ней каждый кустик, каждую ямку. То, что
далеко впереди теперь, в сумерках, представлялось темным утесом, была
красная церковь; он мог вообразить ее себе всю до мелочей, даже штукатурку
на воротах и телят, которые всегда паслись в ограде. В версте от церкви
направо темнеет роща, это графа Колтовича. А за рощей начинается уже земля
Власича.
Из-за церкви и графской рощи надвигалась громадная черная туча, и на
ней вспыхивали бледные молнии.
"Вот оно что! - подумал Петр Михайлыч. - Помоги, господи, помоги".
Лошадь от быстрой езды скоро устала, и сам Петр Михайлыч устал.
Грозовая туча сердито смотрела на него и как будто советовала вернуться
домой. Стало немножко жутко.
"Я им докажу, что они не правы! - подбодрял он себя. - Они будут
говорить, что это свободная любовь, свобода личности; но ведь свобода - в
воздержании, а не в подчинении страстям. У них разврат, а не свобода!"