"Андрей Чернецов, Владимир Лещенко. Серебряный осел ("Орланда и Орландина" #2)" - читать интересную книгу автора

выплачиваемого жалованья.
Врач, пятясь задом, покинул малые покои, а вместо него появился
вольноотпущенник Наркисс - симпатичный парень лет двадцати пяти с хитрыми,
зелеными, как у кошки, глазами.
Херихеб поморщился.
Терпеть не мог этого типа, но выносить приходилось, ибо тот был
любимцем престарелого монарха. Он был при нем кем-то средним между
секретарем, доверенным лицом и шутом.
"Словно при дворе какого-нибудь скандинавского или саклавийского
конунга", - мысленно посетовал Потифар, глядя на ужимки, с которыми молодой
человек приближался к трону.
- Привет, дядюшка! - развязно осклабился Наркисс.
- И тебе привет, мой друг!
- Ты чем-то огорчен, дядя?
- Да вот, месяц как почти не вижу собственной жены, - пожаловался
Клавдий доверенному лицу.
- То-то и оно, что месяц, - изрек вольноотпущенник. - Медовый у нее
месяц. С Митронием из второй преторианской центурии. С любовником, - уточнил
он, чтобы все было ясно. - Совсем стыд потеряла. Думаешь, что он у нее
первый? Да у нее любовников, как крокодилов в Ниле нерезаных! Мой тебе
совет, дядюшка: сейчас же иди в казармы преторианцев да вели трибуну всех
крепких да смазливых парней переловить и утопить. А жене отруби голову!
- Ах, ну что ты себе позволяешь? - замахал на него руками старец. - Или
ты не знаешь - жена августа выше подозрений. И вообще, нам пора заниматься
государственными делами.
- Дел сегодня не ожидается, - сообщил Наркисс. - Вот только пропретор
за каким-то Анубисом приперся. Новый закон придумал - о борьбе с кражами
скота. Воруют, понимаешь ли, овечек и козочек у нас часто. Жен им, что ли,
не хватает. Как думаешь, Потифарушка? Как жрец жреца спрашиваю!
Вольноотпущенник пошло хихикнул и самодовольно посмотрел на Потифара.
Не так давно август спросил у последнего, нельзя ли сделать его любимца
жрецом какого-нибудь бога? Ну, например, хему-нечером храма Птаха, что в
Мемфисе? Помнится, он тогда почти минуту стоял, не зная, что ответить, а
после со всей возможной почтительностью и твердостью сообщил императору, что
священные чины, а тем более древних богов Египетской земли, - это то
немногое, что в Империи еще не продается. Наркисс жрецом все же стал, найдя
какую-то умопомрачительную, но, тем не менее, вписанную в государственный
реестр секту, став ее главой. И титул его звучал заумно и многосложно.
Единственное, что Потифар запомнил, - это "генеральный провозвестник
Проклятой Крысы".
- Ладно... Пропретор, говоришь? Зови его! - велел Птолемей Клавдий
Вошел тучный ливиец в сенаторской тоге - пропретор Империи Ганнон
Гамилькар - с еженедельным докладом о важнейших делах в пухлой руке. Позади
него шел писец с папирусом на позолоченном блюде, видать, с проектом того
самого указа, о котором толковал Наркисс.
- Ну, что у нас там такого случилось, мой Ганнон? - осведомился
император.
- Божественный! Пришла жалоба, подписанная эдилами двенадцати городов,
на префекта южной Италии Кадала Палавиана! - важно изрек пропретор.
Потифар понимающе кивнул, и даже на морщинистом лице августа отразилось