"Сергей Челяев. Склейка" - читать интересную книгу автора

Мороза! - Будь там готов, у себя, - велел он. - Играть будем по-старому. Без
лукавства и лишних слов.
Я опасливо оглянулся. И вовремя: в коридорах, как голодные волки,
прогуливалась вся придворная камарилья с Карабасихой во главе. Я мысленно
примерил им папье-маше волчьих и лисьих масок - убедительно получилось.
- Не сносить нам голов, Николай Степаныч, - покачал я своей.
Он зыркнул на меня бешеным глазом, точно впервые увидел.
- То не беда, - возразил он, прислушиваясь к первому звонку. - Просто
будь готов ко всему. И вот что еще, Огонек... - Он вдруг положил руку в
красной рукавице мне на плечи, подбоченился. - Никогда не просил, теперь
прошу. Коль не дрейфишь - помоги. Не все актеры нынче со мной будут. Поэтому
крути музычку, как раньше крутил. Ничего объяснить не могу сейчас, сам еще
не ведаю. Но что-то неладное сердце чует. Помоги, лады?
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. За это время я
мысленно попрощался с премией, зарплатой и всей театральной карьерой. Но -
удивительное дело! - у меня и в мыслях не было не исполнить веление
Морозова. И потому я лишь качнул негнущейся шеей.
- Ну, вот и славно...
Его взор потеплел, Степаныч кивнул мне на прощание и поспешно скрылся в
гримерной. Уже голосил второй звонок.

Такого спектакля я не припомню за всю новогоднюю кампанию.
Половина труппы усердно гнала свой текст, заискивающе косясь на
коридоры, где алчно горели волчьи и лисьи глаза.
Сторонники же Степаныча работали достойно, без лукавства, общаясь с
детьми на их языке и позабыв о лозунгах и форумах. Отринул суету и я, видя,
как конформисты затягивают действие. Решительно обрезал "хвосты", уводил
долгие фанфары, сокращал музыку на выходы и спокойно микшировал последние
куплеты.
"Елочка" добралась опять лишь до мохноногого непарнокопытного; танец
утят плавно перешел в куплеты скоморохов; госпожа Метелица кружила лишь
пятнадцать секунд "Магнитных полей" Жан-Мишеля Жарра, и даже на выход
империалистов я зарезал половину роскошного черного джаза Диззи Гиллеспи.
В мою дверь уже давно скреблись лисы, колотили и ломились
начальственные волки, а из пустого покуда зала в окошко требовательно
постукивала сама Карабасовна.
Но дверь и окошко звукооператорской были на замке и шпингалете - я сам
запер их недрогнувшей рукой. Все происходившее в фойе я слушал через
наушники, мне помогали чувствительные микрофоны над елкой.
Этой же рукой я уверенно вел фонограмму интермедии к финалу. А свою
карьеру - к ее логическому концу. Но перед моими глазами все время стоял
Николай Степаныч. Просто стоял и смотрел на меня, одобрительно кивая, и мне
было легко и спокойно, и плевать на все остальное.
Наконец интермедия завершилась. Я слышал, как шумел ребячий хоровод,
ведомый Сашей и скоморохами в зал, где всех ждал кукольный спектакль на
сцене. Стук в мою дверь уже давно прекратился, но иллюзий я не питал. Открыв
окошко, я смотрел, как в зал входили первые дети, рассаживаясь по местам под
бдительным оком администраторов. Мелькнула у сцены Карабасовна, но даже не
глянула в мою сторону. Небось отправилась вершить расправу в актерские
гримерные.