"Уинстон Черчилль. Вторая мировая война. Книга первая" - читать интересную книгу автора

включить в союз три Прибалтийских государства -- Литву, Латвию и Эстонию.
Этим трем государствам с воинственными народами, которые располагают
совместно армиями, насчитывающими, вероятно, двадцать дивизий мужественных
солдат, абсолютно необходима дружественная Россия..." Договор был подписан,
но... не между СССР, Англией и Францией. В историю он вошел как пакт
Молотова -- Риббентропа. Черчилль, комментируя этот шаг, который по сей день
вызывает ожесточенные споры, констатирует: "...только тоталитарный деспотизм
в обеих странах мог решиться на такой одиозный противоестественный акт".
Здесь же автор книги проницательно замечает о исторической хрупкости этого
противоестественного соглашения: "Невозможно сказать, кому он внушал большее
отвращение -- Гитлеру или Сталину. Оба сознавали, что это могло быть только
временной мерой, продиктованной обстоятельствами. Антагонизм между двумя
империями и системами был смертельным..." Однозначно осуждая
советско-германский пакт, Черчилль между тем обронил слова, говоря о
советских руководителях: "Если их политика и была холодно расчетливой, то
она была также в тот момент в высокой степени реалистичной". Позже он с
горечью, но не без рационального смысла скажет по этому поводу: "Советская
Россия, которая жестоко обманулась, считая нас никчемными в начале войны, и
купила у Германии мимолетную безопасность и долю в добыче, также стала
значительно сильнее и обеспечила себе выдвинутые вперед позиции для обороны
страны".
Сегодня, через десятилетия после того, как произошли те драматические
события, читая написанные Черчиллем строки, видишь: все лидеры крупных
европейских государств говорили в то время на одном циничном языке -- языке
недоверия, коварства и силы. Каждая из сторон считала, что собственной
безопасности можно добиться путем уменьшения безопасности другой стороны.
Теперь мы знаем, что в конечном счете в проигрыше оказались все стороны.
Одна из книг серии воспоминаний Черчилля названа "Одиночество". Автор
смог подняться до больших высот понимания трагедии политического
одиночества, когда какое-то время Англия, после падения Франции, один на
один противостояла Германии. Черчилль продиктует своим секретарям: "В
одиночестве, но при поддержке всего самого великодушного, что есть в
человечестве, мы дали отпор тирану на вершине его триумфа". Английский
остров оказался для Гитлера неприступным, недосягаемым. Думаю, что, диктуя
свои мысли об этом, пожалуй, самом тяжелом времени для Англии, Черчилль мог
понять весь трагизм робинзонады Даниэля Дефо. Автор воспоминаний понимает,
что, несмотря на исключительность обстоятельств, в которых оказалась Англия,
она может выжить прежде всего на мужестве -- качестве, которым обладал сам
Черчилль.
Конечно, с вершины сегодняшних дней пакт о ненападении выглядит глубоко
ущербным; с точки зрения морали, союз с западными демократиями был бы
неизмеримо привлекательнее и исторически оправданнее. Но и Англия и Франция
оказались не готовыми к такому союзу, а Сталин не проявил терпения и
мудрости. Но с позиций государственных интересов и реального расклада сил у
СССР в тот момент удовлетворительного выбора не было. Отказ от каких-либо
шагов едва ли остановил бы Германию. Вермахт и страна в целом были доведены
до такой степени готовности, что нападение на Польшу было предопределено.
Помощь Польше затруднялась не только позицией Варшавы, но и неготовностью
СССР к войне. Отказ от пакта мог привести к созданию более широкого
антисоветского альянса, в результате которого была бы поставлена на карту