"Макс Черепанов. Все эти приговорённые" - читать интересную книгу автора

- А насколько остёр нож?
- Достаточно остёр. Люди слышали, что его затачивают. Так что меня
убрали из пары программ летней серии. И труппа начинает разваливаться. Их
нельзя винить. Им нужно подыскать какое-то тёплое местечко к следующей
осени.
- А вам - нет?
- Не знаю. Я просто чертовски устала, Пол. Я всегда могу отрастить
новую голову. Я уже делала так прежде. Меня голыми руками не возьмёшь, Пол.
Я - боец. Так я себе всё время внушаю. Я могла бы получить контракт в
Лас-Вегасе. Но я просто вымоталась. Не знаю. Я добилась успеха, и
откладывала больше, чем многие, и хранится это там, где я, слава Богу, не
могу до этого добраться. Наверное, мне положено как-то отреагировать.
Возможно, она добивается, чтобы я встала на колени. Я всегда смогу
подыграть, если ей это нужно для счастья. Пойду-ка я спать. - Она
поднялась. Я встал возле неё. Она подняла кулаки и прошлась нетвёрдой
походкой, огибая конец причала, на каучуковых ногах, пошатываясь, рыча:
"Вот так-то, болван, попробуй сунься".
Я вдруг осознал очень специфическую природу её мужества. Я крепко взял
её за руки чуть выше локтей. Легонько встряхнул её, сказал:
- Мы мне нравитесь, Джуди. Вы чертовски мне нравитесь.
- Отпустите, я не то я сейчас расплачусь прямо вам в лицо.
Я стоял там и смотрел, как она идёт обратно к берегу, вверх по
лестнице, и через террасу, скрываясь из виду. Я докурил ещё одну сигарету,
а потом поднялся наверх. Было уже больше часа. Стив и Уоллас Дорн исчезли.
Уилма и Гилман Хайес сидели на низком диванчике. Они перестали говорить,
когда я вошёл. Хайес сидел, скрестив на груди свои большие руки,
уставившись в потолок. Вид у него был мрачный и упрямый.
- Мэйвис ушла спать, - сказала Уилма. Мы пожелали друг другу
спокойной ночи. Хайес удостоил меня маловыразительным кивком.
Мэйвис, которую чуточку пошатывало, готовилась отойти ко сну, напевая
вполголоса латиноамериканские мелодии. Она улыбнулась мне тёплой влажной
улыбкой. Мы легли спать. Она была исполнена готовности, набухшей жадной
готовности, которая совершенно не принимала в расчёт нашу нараставшую
холодность друг к другу. Не стоило обольщаться на этот счёт. Гилман Хайес
подготовил её, алкоголь воспламенил, а музыка её подстегнула. Я был всего
лишь удобством. Совершенно законным, незатейливым и доступным удобством. Не
было никаких слов любви. Всё это было очень внезапно, очень бурно и
совершенно бессмысленно.
ПОСЛЕ я услышал, как её дыхание стало глубже и превратилось в дыхание
сна. Музыка стихла, и прожекторы погасли. Раздавался шум воды, плещущей о
пирсы. Ей удалось-таки убить что-то. Я не знал точно, как это было сделано.
Но я лежал, смотрел на световые узоры, которые мог создавать, крепко
зажмурив глаза, и искал в своём сердце, и не мог отыскать никакой любви к
ней. Я был уверен, что раньше любовь была. Но такое вроде бы не должно
уходить, это ведь вам не тыквы выбросить после Хэллоуина. Я искал нежность,
и не находил. Я искал уважение, и не находил.
Она спала возле меня, и она была просто крупной, влажной,
половозрелой, здоровой, угодливой молодой женщиной, слишком эгоистичной,
чтобы начать вынашивать детей, которых мне хотелось, с большим отделением
для тщеславия, с маленьким отделением для души, искательница острых