"Николай Черкашин. Взрыв корабля " - читать интересную книгу автора

строк; в позе крайнего отчаяния он пребывает потому, что решительно не
знает, с чего ему начать.
Я и в самом деле не знаю, с чего начать...
Может быть, начать с того, что в 1934 году в одной из харбинских
курилен опиума объявился некто Аркадий Нишкин, который заявил, что это он
взорвал в конце первой мировой войны русский крейсер "Пересвет"...
Или с того, как попросту, по-человечески разрыдался перед последней -
неоконченной - картиной Айвазовского "Взрыв корабля" герой русско-японской
войны каперанг Иванов-Тринадцатый, только что переживший взрыв своего
корабля...
И все-таки я начну с того, чем, собственно, продолжилась для меня
бизертская история.

Вена. Апрель 1975 года

Непривычно, должно быть, выглядели наши черные флотские шинели на
улицах сухопутной Вены. Но венцы знали: к ним с визитом дружбы пришли
советские речные корабли, наследники тех самых дунайских бронекатеров, что в
апреле сорок пятого освобождали здешние берега от гитлеровцев.
Я участвовал в этом мирном походе как корреспондент "Красной звезды".
Гости в форменках были нарасхват: бургомистр Вены дал в ратуше большой
обед в честь советских моряков. Потом отряд разбился на группы: одна поехала
на встречу с венскими комсомольцами, другая - в понтонный батальон
австрийской армии, а наша - с баянистом, танцорами и певцами - в клуб
прогрессивной эмигрантской организации "Родина". Соотечественники, осевшие в
Австрии в разные времена и по разным причинам, встретили нас радушно,
усадили за большой чайный стол. Моими соседями оказались старушка из
княжеского рода Бебутовых и немолодой - лет за семьдесят, - но весьма
энергичный, как я понял - венский юрист, назвавшийся Иваном Симеоновичем
Палёновым.
Меня интересовала Бебутова - в разговоре выяснилось, что она из рода
Багратионов; венский юрист попытался вклиниться в нашу беседу, сообщив, что
и его прадед тоже участвовал в Отечественной войне 1812 года, оставив след в
ее истории. Однако речь шла только о Багратионе...
Улучив паузу, Палёнов вдруг спросил меня:
- Простите за любопытство, откуда у вас перстень с "Пересвета"?
Подарок Еникеева я носил и по сю пору ношу на безымянном пальце левой
руки. Я коротко рассказал о встрече в Бизерте и в свою очередь спросил,
почему он решил, что перстень связан с "Пересветом"?
- Как же, как же! - обрадовался перехваченному вниманию Палёнов. - На
русском флоте была традиция: корабельные офицеры заказывали фирменные
перстни, браслеты или брелоки на всю кают-компанию. По ним, как по
опознавательным знакам, узнавали, кто с какого корабля. У пересветовцев была
своя эмблема: соединенные крест, якорь и сердце - вера, надежда, любовь...
Предвижу ваш новый вопрос: откуда мне это все известно?
Видите ли, история русского флота - моя страсть, мое хобби, как принято
теперь говорить. Могу выдать вам любую справку по любому русскому кораблю
начала века. Собственно, я и в клуб сегодня припожаловал, чтобы живых
моряков послушать, на блеск морского золота полюбоваться...
Ну а "Пересветом" я занимался особо.