"Николай Черкашин. Взрыв корабля " - читать интересную книгу автора

места. И наконец, железное алиби: война. Крейсер входит в зону боевых
действий, и, что бы с ним ни случилось, виноваты германцы, их мины и
подводные лодки. А если возникнут какие-либо подозрения, то пусть они,
решает Домерщиков, падут на голову немца же - старшего артиллериста Ренштке.
План его довольно прост и сравнительно безопасен. Накануне выхода он берет у
Ренштке сигнальный ящик для залповой стрельбы, зная, что он хранится вместе
с прочими артиллерийскими приборами в выгородке тринадцатого погреба.
Ящик ему нужен якобы для занятий с офицерами. Занятия он проводит - все
это документально подтверждается. А потом возвращает ящик Ренштке, зная, что
тот отошлет его в выгородку тринадцатого погреба. Вложить в ящик
элементарное запальное или взрывное устройство ничего не стоит, тем более
что крышка запирается, а ключ старший офицер оставляет у себя, как бы
забывая его вернуть. Когда дело будет сделано и ящик-мина окажется в
выгородке, он постарается избавиться и от этой последней улики - отдаст ключ
Ренштке. Через два часа после выхода из Порт-Саида сигнальный ящик
воспламеняется и взрывает сложенные в выгородке огнеприпасы. Это тот самый
первый легкий взрыв, который отмечают в своих показаниях почти все
пересветовцы. Затем детонирует весь погреб главного калибра, и крейсер
горит, тонет, исчезает под водой навсегда... К великой удаче Домерщикова,
Ренштке среди спасенных не оказалось. Труп старшего артиллериста море
выбросило спустя две недели после катастрофы. Его обнаружил патруль
пограничной стражи, объезжавшей береговую черту. Тело было сильно разложено
и обезображено трением о песок. В кармане брюк нашли ключик от сигнального
ящика. Вот он!
Иван Симеонович отстегнул с пояса брелок и положил передо мной
старинный бронзовый ключик, синевато-зеленый, должно быть, от двухнедельного
пребывания в морской воде.
- Можете улыбаться, но я верю в амулеты... В свое время ключик был
приобщен к делу. Однако не все документы и вещественные доказательства осели
в архивах. Следствие велось в четырех городах, революция и гражданская война
помешали собрать все материалы воедино. И я горжусь тем, что спас и
сохранил, пожалуй, самые взятые бумаги...
Старый юрист бережно упрятал прочитанные мною листки в картонный
переплет с окованными уголками. Я смотрел на него с чувством, близким к
восхищению. Проделать такую работу - просто так, бескорыстно, из одной лишь
любви к истине!.. Я встречал разных чудаков: одни собирали крышки
водосточных люков, другие охотились за старинными фотоаппаратами, третьи все
свои свободные часы и дни просиживали в библиотеках и архивах, выискивая
неизвестные страницы Булгакова или пытаясь решить историческую загадку -
откуда в войсках Александра Македонского взялись слоны? Человек, сидевший
рядом со мной, безусловно, принадлежал к последнему, самому почетному
разряду одержимых искателей.
- И что же было дальше? - нарушил я минуту торжественного молчания.
- Истина восторжествовала. Хотя подозрение и пало на Ренштке, были даже
арестованы все письма, которые он не успел получить, тем не менее
Домерщикова разоблачили, судили и отправили в Сибирь. Но это произошло уже
при Советской власти - где-то в середине двадцатых годов.
- Минуточку! Но Еникеев говорил мне, что Домерщиков погиб в Атлантике
на вспомогательном крейсере "Млада".
- Погиб? Вздор, вздор... Я хорошо знаю: он вернулся в Россию, жил в