"Николай Черкашин. Взрыв корабля " - читать интересную книгу автора

достиг в Австралии обеспеченного положения, женился и
превратился в солидного делового человека американской
складки. Однако совесть его, видимо, мучила за былой
легкомысленный поступок, и вот, когда началась великая война,
он просил через наше морское начальство разрешения вернуться в
Россию и принять участие в войне. Ответа на его просьбу не
последовало, и он решил на свой страх и риск вернуться в
С.-Петербург. Несмотря на десятилетний срок давности, он был
предан военному суду и приговорен к разжалованию в матросы и к
смертной казни, но государем императором последняя была
заменена посылкой на фронт. На фронте он попадает в пулеметную
морскую команду при Дикой дивизии под командой Е. И. В.
великого князя Михаила Александровича. Беззаветная храбрость и
полное презрение к смерти быстро выдвигают его в глазах
начальства, он последовательно награждается четырьмя
Георгиевскими медалями, потом всеми четырьмя степенями
Георгиевского креста, после чего по ходатайству великого князя
ему выходит высочайшая амнистия и возвращается офицерское
звание, с производством в лейтенанты, в каковом чине он вновь
за свои боевые действия награждается Георгиевским оружием и
производится в старшие лейтенанты. В 1915 году, в бытность мою
в Одессе в составе готовившейся десантной операции на Турецкий
фронт, судьба сталкивает, знакомит и сближает меня с ним,
командиром госпитального судна "Португалъ". Вполне понятно, с
каким нетерпением я ожидал теперь его приезда на смену старому
старшему офицеру, который благодаря своей сухости характера и
непониманию матросской души сильно вооружил против себя не
только офицеров, но и команду. Хотя я заранее предвидел, что
новому старшему офицеру, при его молодости и неопытности,
будет трудно наладить правильный ход корабельной жизни, но его
боевой стаж почти с полным Георгиевским бантом и спокойный
характер будут благотворно влиять на личный состав и в
продолжение плавания создадут ту душу корабля, о которой я
говорил выше, ну а в технических трудностях его работы
рассчитывал подсобить ему лично и с помощью специальных
офицеров. Я не ошибся в своих расчетах: с его прибытием
настроение офицеров и команды сделалось спокойнее,
уравновешеннее, нервность пропала, исчезло применение
физических мер воздействия и уничтожены всякие дисциплинарные
взыскания, отражающиеся на самолюбии команды - вообще я был и
остался до конца доволен своим выбором".
Эта короткая, но впечатляющая аттестация шла вразрез с изысканиями
Палёнова. Едва я об этом подумал, как в ушах зазвучал торопливый говорок
венского юриста: "Откуда Иванов-Тринадцатый мог знать такие биографические
подробности из жизни Домерщикова? Только со слов самою старшего офицера. Все
это полуправда, декорированная легендой разведчика. Да еще в изложении не
очень сведущего человека. Иванов-Тринадцатый знал своего старшого не более
полугода. Мало ли что тот мог наговорить о себе - золотое оружие, Дикая
дивизия... Попробуй проверь все это, находясь где-нибудь в Индийском океане
или Красном море?