"Николай Черкашин. Взрыв корабля " - читать интересную книгу автора

Михайловичем. Они, что называется, нашли друг друга и поженились. Для Тони
это было большим ударом, дядю она любила до беспамятства, и Тоня не
выдержала, сошла с ума и незадолго до войны умерла. Такая вот грустная
история.
Дядя вернулся в Ленинград с Екатериной Николаевной в году тридцать
шестом - тридцать седьмом... Снимали где-то комнату. Бедствовали. Дядя никак
не мог устроиться на работу. И вдруг - о счастье! - его взял к себе
начальник ЭПРОНа Фотий Иванович Крылов. Очень скоро Михаил Михайлович
получил комнату в новом доме, который был построен специально для работников
этого ведомства. Его и сейчас так называют - дом ЭПРОНа. Это на улице
Скороходова, бывшей Большой Монетной, немного в стороне от
Каменноостровского проспекта. Да... Жизнь Михаила Михайловича наладилась,
его ценили, он был при деле, носил морскую форму, дружил с писателем
Новиковым-Прибоем. Тот даже в гости к нему приезжал. Но вскоре началась
война. Мы жили в другой части города и потому в первую блокадную зиму
оказались разобщены. Трамваи не ходили. Пешком в такую даль не добраться. В
общем, о дядиной смерти я узнала спустя почти год. Екатерина Николаевна
выжила. Я помогла ей устроиться в заводскую столовую мыть котлы. Потом она
работала в детском саду воспитательницей. И после войны там так и осталась.
Умерла она не так давно, по-моему, в конце семидесятых. Ее разбила болезнь
Паркинсона, и соседи по квартире отвезли Екатерину Николаевну в дом
престарелых. Детей и близких родственников у нее не было.
- Бумаги! Бумаги Домерщикова, его дневники, письма, фотографии... Где
это все? Это могло у кого-нибудь сохраниться?
- У меня, кроме букваря Питера, - вздохнула Катериненко, - и двух
детских фотографий дяди, ничего не осталось.
Она достала два старинных фото на толстых паспарту с вензелями
петербургского ателье.
СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ. Три маленьких мальчика, три брата в матросских
костюмчиках внимательно смотрят в объектив аппарата. Для одного из них -
Михаила Домерщикова - этот наряд оказался пророческим. Форму моряка он так и
носил потом с трех лет и всю жизнь, до самой смерти... На втором снимке,
сделанном спустя лет семь, все те лее три брата, но пути-дороги их уже
наметились и разошлись: старший - Платон - облачен в мундирчик училища
правоведов, на плечах среднего - Константина - лежат кадетские погоны,
младший же - Михаил - стоит в центре, облокотившись на старинный фолиант.
Мальчику лет десять, на нем ладно сидит бушлатик морского кадетского корпуса
с якорьками на лацканах. Он смотрит уверенно, с достоинством и вместе с тем
с той комичной серьезностью, с какой дети копируют взрослых.

Я разглядываю его без улыбки. Там, в разводьях смутного фона, я вижу
корабли этого мальчика - "Аврору" и "Олег", "Жемчуг" и "Пересвет", "Младу" и
"Рошаль"... Его ждет Цусима и скитальчество по Австралии; конные лавы Дикой
дивизии и взрыв корабля в студеном зимнем море, его осенит жертвенная
женская любовь и очернит чудовищная клевета. Все будет в его жизни. И он
смотрит в нее бесстрашно.

- Может быть, Екатерина Николаевна, - робко предполагаю я, - взяла с
собой в дом престарелых бумаги и фотографии мужа? Может быть, они там и
лежат где-нибудь в архиве?