"Николай Черкашин. Взрыв корабля " - читать интересную книгу автора

Беркутова лихорадочно листала книжку. Конечно же, Таиного адреса не
оказалось...
- Не расстраивайтесь! Я сейчас позвоню сестре. Таня хорошо ее знала.
Сестра Таня смогла отыскать адрес, и я, не теряя минут (время
приближалось к десяти вечера), помчался на такси за Черную речку на Удельный
проспект.
Старый двухэтажный домик, послевоенной - немецкой - постройки утопал в
ночных сугробах. Мне пришлось довольно долго объяснять через дверь двум
одиноким пожилым женщинам, кто я и зачем звоню в столь поздний час.
Преодолев опаску, соседки отворили.
Помня, что Тая, Таисия Васильевна, глуха, я показал ей заранее
набросанную записку. Она кивнула и повела рассказ о Екатерине Николаевне с
той же светлой улыбкой, с какой рассказывала о ней и Беркутова. Они
познакомились в 1949 году, когда пятнадцатилетняя Тая, проходя мимо
скамейки, на которой сидела Домерщикова, приласкала собачонку, очередную
питомицу Екатерины Николаевны. И тут же получила неожиданное приглашение:
"Приходи ко мне, девочка. Помогу тебе уроки готовить". Так началась эта
долгая (в двадцать семь лет) и верная дружба бывшей петербургской
аристократки и дочери кочегарши с экспериментального завода. От сверстниц и
сверстников Таю отчуждал врожденный физический недостаток: одна нога у нее
была тоньше другой. Но в общении с пожилой женщиной, прожившей трудную и
интересную жизнь, девушка забывала о своем несчастье, прилежно учила
французский, запоминала правила хорошего тона, помогала Екатерине Николаевне
по хозяйству.
- Для меня она была второй матерью. И когда она умерла, я похоронила ее
прах в могиле мамы на Северном кладбище.
Таисия Васильевна извлекла из ящика стола свидетельство о смерти. Оно
было датировано 9 июня 1976 года.
Судьба этой женщины завершилась с непреложностью революционной логики:
дочь действительного статского советника, крупного петербургского финансиста
закончила свой жизненный путь не в фамильном склепе, а в могиле подкатчицы
угля из заводской кочегарки. Прах обеих женщин, презрев сословные
предрассудки, мирно покоится в одной ячейке колумбария. И знает об этом
только Тая, Таисия Васильевна, да еще я. Ведь имя Екатерины Николаевны
Домерщиковой не выбито на погребальной плите. Муж ее лег в безымянную
могилу, и она разделила с ним эту последнюю превратность судьбы, как делила
все прочие невзгоды - ссылку, бездетную жизнь, блокаду... А впрочем, те
девять лет, которые они прожили вместе, наверно, были для них самыми
счастливыми. Я понял это, разглядывая фотографии, которые отыскала в своем
столе Тая. Екатерина Николаевна, окруженная детьми, смотрела в аппарат
улыбаясь. То была улыбка грустной мудрости, человека, прошедшего сквозь бури
и тернии своего века. И какого века!..
Пока Таисия Васильевна рылась в тумбочке, ища новые фотографии, я
оглядел ее комнату. Более чем скромное жилище одинокой женщины. У
единственного окна стояло нечто вроде кросен с натянутыми нитями.
- Это она шарфики плетет, - пояснила соседка. - Надомница она. От
объединения "Север" работает.
Таисия Васильевна вывалила на стол ворох фотографий. Но снимков
Домерщикова или его соплавателей среди них не оказалось. Я написал в
блокноте крупными печатными буквами: "У КОГО МОГЛИ ОСТАТЬСЯ БУМАГИ