"Николай Черкашин. Взрыв корабля " - читать интересную книгу автора

жалобы на жизнь... У нее не было профессии, но она научилась шить и
подзарабатывала себе к пенсии. Пенсия у нее была невелика - сколько может
получать воспитательница детского сада? Детей у нее не было, Но она всю себя
отдавала своим воспитанникам: учила их хорошим манерам, мастерила им
игрушки... Знаете, после войны плохо было с игрушками. А она хорошо
рисовала. И вырезала бумажных кукол на весь детский сад, чтобы хватило всем
ребятишкам.
Очень любила собак. В блокаду после смерти мужа отнесла куда-то его
именные золотые часы - швейцарский хронометр, отделанный перламутром, -
обменяла на какую-то еду, чтобы подкармливать собаку. Вот такая она была...
Со смертью мужа у нее не осталось никаких родственников. В последние годы,
когда болезнь уже подбиралась к ней, она держалась только потому, что надо
было прогуливать собаку. Екатерина Николаевна вставала, заваривала кофе,
приводила себя в порядок - она, знаете ли, следила за собой до самых
последних лет, даже в свои семьдесят два делала себе маникюр! Потом выводила
Зорьку, у нее всегда лайки жили, гулять...
Злые языки судачили: мужа, мол, голодом уморила, а собак кормила. На
чужой роток не накинешь платок... Я думаю, что Михал Михалыч отдавал ей
большую часть своего пайка. Иначе он поступить и не мог. Он был так
воспитан, старого еще закала мужчина... Так вот я и говорю, что забота о
собаке - единственное, что поддерживало Екатерину Николаевну; и когда Зорьки
не стало, она как-то вдруг сразу постарела, сникла, и тут-то ее скрутила эта
самая болезнь Паркинсона. Она часами сидела в своем кресле, она не могла
двигаться... Совершенно беспомощный человек. Мы ухаживали за ней всей
квартирой, кормили, мыли, носили в туалет... Потом у меня родилась дочь,
жизнь резко осложнилась, и тогда мы отвезли Екатерину Николаевну в дом
престарелых, где она вскоре скончалась. Кажется, в семьдесят восьмом году.
- Какие-нибудь бумаги, фотографии остались после нее? - спросил я с
замиранием в голосе.
- У нас почти ничего не осталось... Мебель... У них была красивая
мебель из карельской березы - старинные бюро, шкаф, трюмо, кровать... Все
это сдали в комиссионку. Я взяла себе несколько книг...
- Можно взглянуть?
Беркутова достала с полки три томика карманного формата. Это были
прекрасные словари издания братьев Гарнье - франко-, немецко- и
итало-русский, переплетенные в темно-красную кожу с золотым тиснением. Книги
источали густой гвоздичный аромат, за корешками таилось целое кладбище
иссохших, должно быть, еще в блокаду клопов...
На титуле итало-русского словаря я обнаружил каллиграфическую надпись,
сделанную пером: "М. Домерщиковъ. Римъ. 26 февр./11 мар. 1917-го". Значит,
после гибели "Пересвета" старший офицер попал из Порт-Саида в Италию, где и
приобрел все эти словари...
Немного. Но все же... Эта мизерная удача обнадеживала. Нет, нет,
рукописи ее горят! Я на верном пути. Дневники и письма старшего лейтенанта
Домерщикова отыщутся и прольют свет на тайну гибели "Пересвета".
Беркутова порылась в пухлой телефонной книжке.
- За Екатериной Николаевной, - пояснила она между делом, - ухаживала
одна женщина. Звали ее Тая. Вот она может что-то сказать о судьбе
интересующих вас бумаг. Правда, она ничего не слышит, и изъясняться с ней
надо записками...