"Йожеф Черна. Пересадка мозга" - читать интересную книгу автора

- Мати... - Кажется, я впервые назвал Фельсена по имени, и он слегка
повернул ко мне голову. - Не только я, ты и сам знаешь, кто ты. Один из
лучших, а может быть, самый лучший нейрохирург мира. Ты обладаешь энергией
молодости. - Тут он поднял руку и сделал отрицательный жест, но слушать
продолжал. - Если кто-либо способен видеть вещи насквозь, разгадывать, что
скрывается за внешним, ухватывать суть дела, то это мы, именно мы. Это
побудило нас взяться за самое великое, что может сделать человек. - Он
слушал меня, не прерывая и не пропуская ни единого слова. - И если уж мы
взялись, то должны принять на себя и последствия. - Тут мое сердце
сжалось. - Я в последний раз называю тебя Фельсеном, последний раз
произношу имя Мати. С этого момента ты президент страны Хавер Фелициус и
никогда не был никем иным! Сначала будет тяжело, тебе придется привыкать
даже к собственному запаху, к множеству вещей, но все наладится. Со
временем ты почувствуешь себя в новой коже, как рыба в воде, - пошутил я.
Он не улыбнулся.
Я сообщил представителям совета, что двух его членов через два-три дня
президент сможет принять на несколько минут, но никаких вопросов задавать
ему нельзя, так как это может помешать начавшемуся выздоровлению.
Абсолютное спокойствие очень важно для полного излечения.
Вечером мне почудилось, будто я слышу орудийный грохот. Мы почти
герметически отрезаны от мира, всем необходимым нас снабжают самые
доверенные сотрудники института, молча хлопочущие в палате.


27 ноября. В прошедшие два дня состояние больного то резко ухудшалось и
грозило гибелью, то вселяло надежду. Эти дни принесли множество волнений,
что могло окончиться для меня полным нервным истощением. Надеюсь, в моей
жизни ничего подобного больше никогда не повторится.
Вчера утром диктатор казался спокойным, но я заметил, что в нем что-то
происходит. Он лежал неподвижно и на мои вопросы отвечал легким
покачиванием головы. Я старался незаметно наблюдать за ним, не раздражая
откровенной слежкой. Принесли газеты и, чтобы вывести его из оцепенения, я
положил их ему на одеяло. Однако результат был непредвиденным. Сначала он
машинально перелистывал иллюстрированный журнал, а потом неожиданно издал
отчаянный крик и разразился рыданиями. Оказывается, ему на глаза попалось
извещение о похоронах Фельсена. С великим трудом мне удалось кое-как его
успокоить и усыпить.
Я дежурил возле его постели, и попеременно бурный водоворот мыслей
сменялся звенящей душевной пустотой, пока больной снова не очнулся. Он
тотчас сказал:
- Проф, сделайте все обратно!
Я взял его голову обеими руками, спросил, слышит ли он меня, следит ли
за моими словами. После небольшой паузы он ответил утвердительно.
- Сынок, - произнес я нетвердым голосом, - то, чего ты требуешь,
сделать невозможно. На кладбище похоронили не тебя, ведь ты знаешь,
чувствуешь, что находишься здесь. Правда? - И я легонько потряс его. - Ты
полновластный президент страны. В этой стране твое слово закон, ты
распоряжаешься жизнью и смертью каждого, так неужели же ты себя не можешь
взять в руки? Разве ты не чувствуешь ответственности, огромной
ответственности, которая на тебе лежит? Ты отвечаешь за жизнь всех нас, за