"Ангарский вариант" - читать интересную книгу автора (Хван Дмитрий Иванович)

Глава 7

Всего на пароходе и на лодиях привезли около двух сотен с лишком человек. Стало быть, пароходу нужно было сделать ещё один рейс. Да и небольшой ремонт был так же необходим, ведь механизмы машины были ещё не столь совершенны, плюс предстояла ещё и чистка котла от угольного шлака. Поэтому после того как отцепили лодии, 'Гром' ушёл к крепостному острову для пополнения запасов угля и ремонта.

Первое, что увидел Ивашка в княжестве Ангарском – это крепость из светлого кирпича, стоявшая на острове посередь реки. На правом берегу виднелась ещё одна крепостица, но земляная, с башенкой над ней, узкими бойницами для стрелков и бойницами поболе – для пушек. От земляного укрепления к самой реке тянулась невысокая стена с зубцами. Пароход, тем временем, подтянул лодии к широкому причалу, а из открывшихся ворот подле крепостицы стали выходить люди, в тех же кафтанах серого цвета, что и у воинов, которые приплыли в Енисейск за ним, Ивашкой и его родителями. К борту лодии приставили мостки и первые крестьяне начали сходить на берег, поддерживая ослабевших. Воины в серых кафтанах так же помогали крестьянам сходить с лодий, подхватывали их нехитрый скарб. А иных женщин приходилось сносить на руках. Ивашка, держа сестру Машу за ручку, бросал исподлобья взгляды на воинов – молодые, румяные лица, такие же, как и у людей из разных волжских деревенек, встретившиеся в Васильсурске. А вон тот, с рыжими волосьями, торчащими из-под странного вида шапки и вовсе вылитый Агей, соседский парень из Засурья.

– Мама, а вот тот на Агея похож, – сказал мальчуган, теребя мать за рукав и показывая пальцем на воина.

– Похож, Ивашка, – грустным голосом согласилась она. – Не болтай много, Машку веди.

Корнеевым указали на брёвна, что были ровными рядами положены на полянке близ земляной крепости, предлагая там присесть. Но Ивашка и так насиделся и належался на лодии, хотелось уже погулять, да посмотреть крепость поближе. Посадив Машку рядом с родителями, паренёк незаметно для них ускользнул в сторону и стал пробираться поближе к тёмным провалам пушечных бойниц.

– А ты куда, малец? – Ивашка почувствовал, как тяжёлая рука схватила его за ворот уже тогда, когда он намеревался подпрыгнуть, чтобы заглянуть внутрь крепости.

– Пушку глянуть хотел, – запросто заявил мальчишка.

– Да бойница изнутри закрыта, – улыбнулся воин с закрученными усами, – сам посмотри.

Он приподнял Ивашку над землёй и тот с разочарованием увидел, что так и есть.

– Дуй к родителям! Потом посмотришь.

Ивашка обиженно засопел и поплёлся обратно, выискивая отца с матерью среди гомонящего люда. Обернувшись, он увидел, что усач следил, чтобы паренёк выполнил его приказ.

– Внимание! – вдруг раздался зычный голос, разом заставивший всех крестьян замолкнуть.

– Меня зовут Ярослав Ростиславович, я воевода этой вот, – Петренко рукой сделал дугу, как бы объяв лес на том берегу Ангары, остров и городок на этом берегу, – крепости и земель окрест.

– Енто уже Ангарское княство, воевода? – выкрикнули из толпы.

– Да, это пограничная крепость, именуемая Владиангарском, – кивнул Ярослав. – За крепостью лежит Илимский посёлок. Большинство из вас будет жить там и немного дальше – у Железной горы.

Петренко сделал паузу, чтобы крестьянам дать время осмыслить его слова и затем продолжил:

– Сейчас из городка выйдут телеги, и я прошу всех, кто ослаб или болен, а таковые, мне сказали, есть, залезать в них.

И вправду, вскоре из-за открытых ворот укрепления показались три телеги, которые тянули неведомые прежде волжанам животные.

– Тятя, это те рогатые олешки, о коих в Енисейске говорили.

– Что-то они не больно и рогатые, – усмехнулся отец.

К Ивашкиному удивлению вместо рогов у оленей на голове оказались лишь небольшие отростки, покрытые шестью. Посадив людей в телеги и покидав туда же мешки с нехитрым барахлишком, большая часть людей пошла за развернувшимися телегами в городок, который отстоял от земляной крепостицы и стены примерно на версту. А на поляне осталось около восьми десятков человек, среди которых были и Корнеевы.

– А мы что же? – Игнат подошёл к разговаривающим неподалёку ангарцам.

– А вы пойдёте обедать после них, – тот, что назвался воеводой, махнул рукой в сторону ушедших крестьян. – Телеги вернутся – детей и женщин на них посадим. А вы пока побудьте тут.

– Эй, малой! – Ивашку позвал уже знакомый ему усач, – пошли, посмотришь пушки.

– Он, бедовый, – предупредил Игнат, – да шустрый, не углядишь.

– Это ничего! – улыбнулся ангарец. – Нам такие как раз и нужны – шустрые да бедовые. И чем больше, тем лучше!

Наконец, снова пришли телеги, и Ивашка с удовольствием запрыгнул в одну из них, рядом с матерью, которая держала Машку. Отец шёл рядом. За воротами начинались поля, где зеленела незнакомая ботва. Что это за растение не знал и Игнат, отец Ивашки. Зато слева от дороги росла свекла, которую мальчуган узнал сразу. В поле ходило несколько человек с деревянными заступами – открывая и закрывая доступ воде в кадки, где она собралась для полива. Источником воды был запруженный посередине поля ручей, обложенный камнем, протекавший разделительной чертой сквозь посадки. Ворота городка были распахнуты настежь, телеги въехали во двор и остановились у длинного дома с большими составными окнами.

– Идёмте за мной! – перед крестьянами появилась полная черноволосая женщина с узкими глазами на широким лице.

– Вещи оставьте здесь – их никто не возьмёт, – сказал один из воинов – ангарцев, когда крестьяне потянулись к своим пожиткам, сложенным в телегах.

А несколько молодых ребят всё в тех же одеждах, что и у воинов, уже распрягали оленей. Потом Ивашка попал в длинное светлое здание, похожее на вытянутую горницу, где стояли лавки и длинные столы. На столах стояли тарелки с хлебом, стопочки с солью, ложки и глубокие миски. Посреди стола стояли котлы с дымящимися ароматными щами. Женщины в передниках принялись разливать щи по мискам, а крестьяне с большим удивлением смотрели на это, но ничего не посмели сказать. Хотя Ивашкин отец пробормотал, что, мол, могли бы и из общего котла щи похлебать. Ну а после того, как котлы из-под щей опустели, несколько женщин в передниках и чепчиках с помощью мужчин занесли такие же котлы, но уже с истекающей маслом гречей и кусками варёного мяса. Ивашка объелся тогда до полного изумления. Для маленьких детей, которых было не так уж и много, приготовили сладкую молочную кашу и творог, да тёплое молоко с мёдом. Когда все уже доедали кашу, знакомый уже Ивашке ангарец с усами громко сказал, выйдя к столам и обращаясь к крестьянам:

– После обеда прошу не вставать, а обождать, пока с вами не поговорят.

Через некоторое время к отцу Ивашки подсел ангарец с листами бумаги:

– День добрый! Назовите свои имена и возраст, сколько вам лет?

– Игнат, Корнеев сын, двадцать девять вёсен.

– Родовое, семейное прозвище есть? – уточнил ангарец и, увидев покачивание головы, спросил:

– Как деревня ваша называлась?

– Засурье! – крикнул Ивашка.

– Игнат Корнеевич Засурский, – ангарец записал имя Ивашкиного отца деревянной палочкой, из которой торчал чёрный, похожий на уголь, кончик и посмотрел на мать.

– Евдокия, Петрова дочь я, – смущаясь, молвила она. – Двадцать семь вёсен.

– Ивашка, девять годов мне, а это Машка, ей скоро три весны будет, – громко отвечал мальчуган, показывая на всё ещё потягивающую сладкое молоко сестру.

– Ремеслом владеете, Игнатий? – задал следующий вопрос ангарец.

– По дереву могу работать, бортничать. Борти у меня остались, – отвечал отец.

– Это очень хорошо! – воскликнул ангарец, – отпишу вас в Свирское! Там как раз нужны люди, умеющие обращаться с деревом.

– А ты, Евдокия, ткать умеешь? – обратился он к матери. – Очень хорошо! – обрадовался он, увидев, как та кивнула.

Ивашка, вчера получивший свою фамилию, сегодня пытался это осознать, зачем она вообще эта фамилия? Рядышком, свернувшись калачиком и покачиваясь на мешке с одеждой, спала Машка, а мать и отец сидели на краю телеги, свесив ноги. Как сказал сержант Василий, один из ангарцев, Засурские и ещё семьдесят пять человек определены на поселение в Свирское. Поначалу их везли на подводах по дороге, идущей параллельно реке и петляющей по вырубленной и вычищенной от кореньев лесной просеке, приходилось огибать и скалы, подступающие к самой Ангаре. Слева, за скалами, порогами шумела река, скатываясь по камням и проскальзывая в скальных теснинах. А в лесу было тихо и спокойно, умиротворяющее действовал птичий пересвист в шумящих кронах деревьев. Ивашка смотрел на облака – в высоком голубом океане неба парили белые островки самых причудливых форм. Мальчуган и не заметил, как провалился в глубокий сон. Снился ему родной дом, да рядом с ним седой дед с бабкой, улыбавшихся ему, но глаза их были полны печали. А Ивашке надо было догонять ушедших уже вперёд родителей и Машку, которая тонким голосом звала его за собой. Рядом ужом вился любимый пёс, громко и визгливо лая, пытавшийся не пустить Ивашку далеко от дома. И тут мальчуган с ужасом понял, что не помнит ни клички пса, не имён своих родных деда с бабушкой, всё ещё смотревших на него и прощально машущих ему руками, стоя у невысокого заборчика в тени высокой яблони, на которую любил он прежде забираться. Вдруг не стало пса, а тени принялись обступать мальчишку со всех сторон, совершенно закрыв собою отчий дом. На Ивашку навалился липкий ужас, ноги его сковал кандалами страх и он застыл на месте, не в силах двинуться. А вокруг него сгущалась тьма, обволакивая и превращая в серую, волнующуюся массу всё вокруг – цветы, травы и Ивашкины лапти уже стали сереть, а за ними и порты. И только обернувшись, он увидел родителей, шедших в ореоле света. Заорав дурным голосом, Ивашка… проснулся.

Поскрипывала телега, рядом тихонько сопела Машка, подоткнув под щёку кулачок. Мальчик быстро чмокнул сестрёнку в лобик и, повернувшись, сел, свесив ноги. Вечерело. Возница негромко переговаривался с одним из мужиков.

– Скоро середина пути, чуть далее зимовье будет, – уже погромче проговорил ангарец, – там на ночёвку встанем.

И правда, через некоторое время показалась покрытая зеленью леса скала, а дорога упёрлась в ворота небольшого зимовья, устроенного вплотную к скале. Барак, домик охраны, стойла для животных, поленница, отдельно стояла, как оказалось, уборная и будка пса – вот и все постройки окружённого частоколом зимовья. Пока распрягали оленей, крестьян проводили устраиваться в барак. Кто-то из воинов подбрасывал хворост для костра, чтобы приготовить кашу на ужин. А к сержанту Василию подошёл для доклада бывший в зимовье старшим молодой парень из первых переселенцев. С четырьмя товарищами он смотрел за этой частью дороги, что шла мимо ангарских порогов, прямо через зимовье.

– Казачков тех поймали, товарищ сержант! Пятеро, в лесу ховались, как с крепости по рации и передавали. На дорогу нашу они как раз вышли, Буян их издалека ещё почуял, – докладывал юноша. – Среди них один больной совсем.

Тут Ивашка заметил, что у парня на рукаве, так же как и у давешнего усатого ангарца светлой нитью вышит падающий за добычей сокол.

– В хлеву запер их, – продолжал доклад парень, – да они смирные, просили поесть и только. А болезный у нас на топчане лежит, спит. Под охраной.

– Молодец, Прохор, веди к казачкам, – похвалил его старший обоза и обернулся, заметив топтавшегося сбоку Ивашку:

– А ты чего здесь делаешь? А ну марш к своим! Ужинать и спать!

Мальчишка нехотя поплёлся к бараку, но по пути присел на бревно у костра. А там уже засыпали в первый котёл порцию крупы. Ивашка тут же нашёл нового человека для расспросов – кухарящего паренька из обоза с тем же знаком сокола на рукаве. Хоть он и был юн, ружьё его было приставлено к бревну, а на поясе висели серьёзного вида ножны, длинный нож был воткнут в лежащее у костра бревно. Ивашка тут же решил потрогать это красивое оружие.

– Не тронь! – крикнул паренёк.

Мальчишка вздрогнул и чуть ли не отпрыгнул от ножа, сложив руки. Лишь спустя несколько минут, когда прошла обида, он решился на вопрос:

– А что за нож такой странный, уж больно длинной.

Вместо ответа парень вытащил лезвие из дерева и с сухим щелчком приладил его к ружью, таким образом, что получилось нечто вроде копьеца.

– Понял? – спокойно спросил он.

– Нешто каждому ружжо дадут? – спросил Ивашка, кивая на оружие паренька.

– Не, сначала младшую школу надо закончить и пойти в старшие классы, у меня – механический класс. А ещё в соколята надо вступить.

– Чего? – не понял Ивашка. – Соколята?

– Ха! Новенький, ты потом всё узнаешь сам, – усмехнулся кашевар.

А в загоне для оленей сержант обоза начал допрашивать пойманных казаков:

– Кто такие и чего делаете на земле Ангарского князя? – Сержант, сдвинув брови, спросил поднявшихся с сена помятого вида мужиков.

Бородачи хмуро переглядывались, а чуть вперёд вышел один из них:

– Казаки мы вольные с Енисейска.

– А тут зачем? – продолжал ангарец, – ведомо ли тебе, что и застрелить тебя могли, а обратного пути не будет? Как попал сюда?

– Вестимо как, с Енисейска на самоходном судне вашем, – ответил Осип. – У крепости по воде ушли, а лесом обошли подалече. На дорогу вышли.

– И что, думали вас не заметят? – усмехнулся сержант. – Кстати! Я тебя помню, ты с енисейским воеводой был! С нашим ещё на кулачках дрался!

– Мы сотоварищи до деревни какой дойти хотели, а там и сесть на землю, али в войско попроситься, – казалось, простодушно молвил казак, разведя руками и виновато глядя в земляной пол.

– Что же, хорошо, коли так. Скоро будет каша готова, вам принесут. А завтра, – ангарец посмотрел на Осипа, – ещё раз на пароходе покатаетесь.

Наутро, после завтрака, телеги продолжили свой путь. Добравшись к вечеру до Быковской пристани, где начинались опасные ангарские пороги, люди погрузились на ладью, что была прицеплена к пароходу размером поменьше, чем тот, на котором они попали в княжество. Порадовав Ивашку протяжным гудком, пароходик потащил ладью вверх по реке, прочь от порогов. Снова потянулись однообразные картинки подступающего к реке леса, скал и только редкие зимовья по берегам реки указывали на то, что люди тут бывают.

'Странно, то крепость, полная народу, а теперь, вона – пусто кругом' – думал Ивашка, сидя у борта, скользя взглядом по стене леса. Пароход останавливался у зимовий, там и ночевали, а если ночь была лунной, то пароход шёл и под серебряным светом Луны. Через пару дней пароход прошёл ещё одну островную крепость, поприветствовав её долгим гудком. На берег из крепости и со стороны городка на левом берегу высыпало несколько десятков мальчишек, которые махали пароходу руками и свистели. На воде было несколько больших лодок и ещё один пароходик, где тоже было много ребят. А над крепостью в ярком свете солнца реял бело-зелёный стяг, такой же, как и на пароходе, что тащил ладью.

– Дядька Василий, а это что за крепостица? Отроки во множестве, а воины где? – удивлялся Ивашка.

Сопровождавший их сержант-ангарец пояснил:

– А это школа для отроков, чтобы из них получались такие же воины, с которым ты в зимовье разговаривал у костра, – улыбнулся он, – тут учат из ружья стрелять, в лесу тихо ходить, раны врачевать, да много чему учат. Вот попадёшь сюда, сам всё увидишь.

У крепости остановились лишь на пару минут – сдали на руки больного казака. И вновь пароход устремился вперёд. Спустя двое суток безостановочного хода, по известному рулевому, как свои пять пальцев, фарватеру реки, пароход, наконец, причалил к берегу. На широком причале уже было полно народу. Ивашка тут же заинтересовался похожей на колодезного журавля конструкцией, на цепях которой висела огромная железная бочка. Бочку эту ангарцы с помощью крепкого словца пытались водрузить на широкую телегу. Наконец, у них это получилось и, сняв с неё цепи, люди повернули лапу журавля к стоявшей за пришедшим пароходом ладье. Сходя на берег, Ивашка увидел, что в той ладье было ещё несколько таких же бочек, а также длинных составных труб и прочего железа, который ангарцы грузили в подходившие по очереди телеги. Среди ангарцев, толпившихся на пристани, Ивашке бросился в глаза дородный мужчина с окладистой бородой. И хотя он был одет, так же как и остальные, было видно, что люди находились вокруг него, а не он среди людей. Когда первая бочка была уложена на широкую телегу, мужчина принялся придирчиво осматривать её, в итоге оставшись довольным увиденным. Хлопнув по гулкой бочке ладонью, он скомандовал вознице:

– Трогай, Илюша! Правь ко второму цеху.

Василий, сопровождавший крестьян сержант-ангарец, скорым шагом направился к мужчине, пока тот не занялся второй бочкой. Отозвав его, сержант начал доклад, жестикулируя и показывая на волжан. Бородач покачал головой и, остановив доклад Василия, сам стал что-то рассказывать ему, одновременно поглядывая на крестьян, с любопытством задерживая взгляд на ком-то из них. Подозвав парня из стоящей неподалёку группы воинов, мужик что-то коротко сказал ему и тот, с помощью Василия вывел из толпы крестьян четверых мужчин.

'Что-то я их не видал допрежь. Токмо опосля лесного острожка они появились' – почесал голову Ивашка, взглядом провожая четверых, больше схожих с казаками, чем с крестьянами, мужиков, что ушли под охраной нескольких воинов.

– Тять, а вон те мужики на лодии не были, на обеде в крепости тако же, – потрепал рукав отца мальчишка.

– И что с того? – удивился отец. – Не упомнил их, всего делов!

– День добрый, граждане! – раздался громкий бас прямо Ивашке на ухо, отчего тот чуть ли не подпрыгнул от неожиданности.

– Рад, что вы благополучно добрались до Ангарска. Это стольный город нашего и уже вашего княжества, – продолжал подошедший к волжанам бородач, что осматривал железные бочки.

– Не все добрались, кое-кто и костьми лёг в сыру землю, – проворчала женщина, стоявшая рядом с Ивашкой.

– Что же, очень жаль. То не наша вина, мы бы не допустили такового, – с видимой грустью отвечал мужчина.

– Дядько, а князь Сокол в Ангарске живёт, стало быть? – громко спросил Ивашка.

Тот улыбнулся, с интересом посмотрев на дерзкого мальчишку:

– А как тебя звать, малец?

– Ивашка! Токмо я уже не малец, дядько!

Ангарцы, бывшие рядом, рассмеялись, а этот дядько, взлохматив Ивашкины вихры, вместе с Василием и кузнецом Арсением, старшим среди крестьян, отошёл в сторонку. Разговаривая, они отошли от причала и присели на лавочку, что стояла у стены одного из амбаров. А Ивашка решил поближе посмотреть на диковинного журавля с цепями. Однако многого ему рассмотреть не дали, ангарцы немедленно прогнали любознательного мальчишку прочь.

– Опасно тут! Видишь, железяки какие. А ну, кыш отседова, малой! – закричал на Ивашку сердитый пузатый ангарец, раздетый по пояс с лоснящимся от пота телом. Ивашка с позором вернулся на ладью. Понуро присев на один из набитых мешков, под растянутой над палубой материей, он спросил отца:

– Тять, а что мы не сходим с лодии? Душно, искупнуться бы!

Отец лишь пожал плечами. А вскоре на лодию вернулся и Василий с Арсением.

– Короче, такие дела, – начал сержант. – Планы у руководства изменились. Сегодня-завтра отдыхаем, купаемся и гуляем. Потом плывём до городка на озере, откуда наша Ангара истекает. А там и до Амура, – вздохнул Василий.

Волжане с удовольствием исполнили предложение насчёт искупаться и отдохнуть, два дня пролетели в миг. А потом снова пароход и снова путь по реке. Снова лес по берегам, снова сопки. Ивашку уже начинало тошнить от однообразия видимого им в пути. Единственно, этот край был заселён гораздо плотнее. По берегам реки постоянно видели людей, на воде часто встречались снующие лодки, а в прогретой воде отмелей купались ангарцы, приветливо махавшие проходящему пароходу. А ближе к вечеру, миновав огромный камень на середине реки, пароход вошёл в то огромное озеро о коем говорил давеча Василий. Ивашке такое озеро показалось океаном, видел он озёра – всё одно много меньше оной громады воды они будут. Багровое солнце садилось за Ангарой и всё вокруг – сопки, лес, вода, казалось, было в плену этого света.

Василий выдохнул:

– Вот он, священный Байкал…

Славное море – священный Байкал,

Славный корабль – омулёвая бочка,

Эй, баргузин, пошевеливай вал,

Молодцу плыть недалечко.

Новоземельск, июль 7147 (1639).

Обещанный Василием городок на озере встретил волжан красивейшей бухтой, окружённой скалами, поросшими хвойными деревьями. На воде бухты находилось множество рыбацких лодок. Красноногие чайки кружились вокруг выбирающих сети рыбаков, испуская пронзительные крики. И пароход тут же расщедрился на протяжный гудок, разом заглушив галдящих птиц. Подходя к длинному причалу на сваях, креплённых железными скобами, пароход разворачивался и Ивашке открылся вид на городок. Стоящий на холме и окружённый высокой деревянной стеной с кирпичными башнями, Новоземельск казался Ивашке даже большим, чем Ангарск, стольный град княжества. Сидя на носу ладьи, мальчуган снова заметил того бородача с причала. Он тоже, как и Ивашка, вглядывался в город на холме. Их опять встречали с телегами, только теперь вместо оленей были казавшиеся чуть ли не родными, лошади. Поселили крестьян вне городских стен в больших, длинных домах, издали похожих на купеческие склады, виденные Ивашкой у Казани. Внутри было чисто, стояли кровати и ящики для одежды. Особым шиком Ивашке показались окна, что открывались, как показал Василий, от рычажка. Стоило его повернуть, да потянуть окно на себя, пол-окна отворялось, вместе со стеклом и деревянным окладом.

– Чудно! – воскликнул тогда Арсений.

Как потом оказалось, волжане были лишь частью задуманного похода ангарцев на Амур. Сазонов просил немедленного пополнения сил ангарцев на приамурской земле. По всему выходило, что тут предстояла первая проверка сил Ангарии противником, куда более сильным, нежели ангарские туземцы или воины Алтын-хана. Причём, в случае разгрома первого противника – солонского князя Бомбогора, на авансцене появлялся ещё более искусный и куда более опасный враг – маньчжуры. Идеальным решением было бы склонить Бомбогора к сотрудничеству с Ангарским государством, дабы вдвоём дружить против маньчжур, с последующим поглощением конгломерата амурских народов и племён Ангарией. Но, к сожалению, Сазонову доносили, что солонец никоим образом договариваться с ним не намерен и, поговаривали, что он даже готов говорить с маньчжурами, но не с неким даурским князем-выскочкой. Ведь маньчжуры могут оставить его при власти, а даурский князь уже начал прибирать к рукам его владения.

Жена Сазонова, Евгения советовала ему убить солонца – ведь в его окружении полно родни, которая ненавидит маньчжур, воевали с ними и не будут с ними договариваться. Надо лишь подкупить их.

– Пошли солонцев, что уже служат тебе в его пределы. Они поговорят с нужными людьми и смогут подсказать с кем надо дело вести. А там лишь вопрос цены, сколько мы можем золота и железа, – говорила девушка народа айну своему возлюбленному. – Всё имеет свою цену. Но не для всех – айну ты не купишь. А этих… легко.

Улыбка гуляла по освещаемому светом очага лицу девушки.

'И опять она верно говорит! Но как убить солонца?' – задумался тогда майор.

Вечером того же дня в доме полковника Смирнова собрался управленческий, военный и научный секстет княжества. Те люди, что определяли дальнейшее развитие Ангарии и выстраивали приоритеты в политике, экономике и социальной жизни ангарского общества. Но кроме этого, они оставались и обычными людьми двадцать первого века, а половина из них и из восьмого тысячелетия.

– Привет, родной! – Смирнов обнял Вячеслава, заглядывая тому в лицо с неподдельным восторгом. – Как жив-здоров? Как детишки? Давно не приезжал, злыдень! Всё по рации, по рации.

– Я тоже тут, – сказал Радек и картинно кашлянул.

– Ой, Николай Валентинович! Почти каждую неделю гостишь, – рассмеялся полковник, погрозив тому пальцем.

– Вас, профессор, жена месяцами не видит, наверное, – проговорил Миронов с сочувствием.

– Видит-видит! Не беспокойтесь, он мимо Ангарска редко проскакивает, – усмехнулся в ответ Сергиенко, наливая себе ягодного морса.

– В отличие от некоторых, я себя в тонусе держу, – Радек улыбнулся двумя рядами ровных белых зубов. – И хватит обо мне, у нас вопросов на повестке дня навалом!

Но сначала полковник предложил пообедать, благо стол уже накрыли.

После обеда друзья перешли на открытую веранду на втором этаже дома. Рассадив всех за круглым столом полковник подробнейшим образом обрисовал ситуацию, сложившуюся на Амуре, которую до этого он обговаривал только с Соколовым в радиоэфире. Опираясь на ежедневные доклады Сазонова и информацию от Кабаржицкого и Грауля, Смирнов составил анализ положения дел отдалённой Ангарской колонии. Полковника слушали, не перебивая. На кону стояла прямая дорога от океанского побережья вглубь Сибири. В реальной истории русским казакам пришлось очень тяжко в противоборстве с маньчжурами и их вассалами-амурцами. Цины ловко использовали жестокость и грубость казаков, шедших на приамурские поселения за зипунами. И, перетянув на свою сторону недовольных ими прежде амурцев, успешно противостояли белым густобородым воинам. А ведь основные силы и средства своей армии Цинам приходилось использовать против китайцев. Им ещё предстояло захватить Пекин.

Новоземельск, август 7147 (1639).

При помощи старост со всех поселений были собраны молодые парни и только сошедшиеся пары без детей для отправки на Амур. Не все горели желанием покидать Ангару и родных, справедливо полагая, что больше их никогда не увидят, но что делать? Пришлось трясти княжескую мошну, да подкреплять свои слова золотишком. Кроме того, на Амуре поселенцам были обещаны плодородные земли и посильный по содержанию скот. Волжан же никто не спрашивал, в Новоземельске оставили лишь пару семей, с совсем уж малыми детьми. Вместе с крестьянами на Амур уходили и поморы, на них рассчитывали, как на корабелов. На Амуре была нужна своя флотилия для защиты берегов и предотвращения хождения по реке вражеских судов. А для амурской флотилии были нужны машины, не гребцов же задействовать. Каждый человек на счету! В Ангарске для этого и монтировались три машины, привезённые в ладье с Илима. Вот и сейчас они были погружены на поморские кочи, окончательная же сборка машин должна состояться лишь в Албазине, где, как передавал Сазонов, полным ходом шли работы по строительству креплёного железом и камнем причала и трёх ангаров. И, что вполне естественно, на Амур уходил и Фёдор Сартинов со своими двумя офицерами, некогда служившими под его началом на североморском БДК-91 и Пётр Бекетов с семьёй. Кроме того, на дальневосточную реку уходило и три десятка бывших морских пехотинцев-срочников, с семьями. Операция планировалась за полгода до её начала, правда без учёта поморов. С ними же появилась и уверенность в успехе начинания, в свете их природной предприимчивости, умению выживать в трудных условиях и мастерства. Логично, что для этого похода Соколов и Радек выделяли лучшие и последние образцы винтовок, а также десяток мастеров с необходимым оборудованием. На Амур порывался уйти и Усольцев со своими казаками, но ему пришлось отказать в этом. Химическому городку на восточном берегу Байкала нужна была защита от возможных набегов недружественных пока бурят или халхасцев. Люди бурятского князца Шившея пока не воспринимались ангарцами как заслуживающими полного доверия, да и сам Шившей после смерти Очира совсем занемог и замкнулся в себе.

– Чтобы пройти такой путь, нам необходим перевалочный пункт, а лучше два, – стоя над картой сказал Сартинов.

– Если идти от Селенги, через земли Шившея, по рекам, то… – задумался Соколов.

– То Чита и Нерчинск, что тут думать? Иначе не строил бы Бекетов два острога 'в самых крепких и в угожих местах', – Фёдор тут же машинально обернулся посмотреть, нет ли рядом самого Петра Ивановича.

– Что же, вот пусть товарищ Бекетов и восстановит историческую справедливость, – согласился Соколов. – Чита и Нерчинск.

– А кого вы оставите там? – осторожно спросил Радек. – Ведь распылять силы это не лучший вариант.

– Никого и не оставим! А коли местные и спалят наши зимовья, так мы ещё построим – чай, лесу хватит. Мы же не будем китайцам Сибирь в концессии на вырубку леса сдавать, – рубанул Сартинов.

– Хорошо с этим определились, – резюмировал Вячеслав.

– А Матусевича не хотите использовать для гарнизона Нерчинска? – спросил Радек, осматривая карту. – Ведь нам Мироново, в целом, и не нужно. Ангара надёжно прикрыта с запада и юго-запада самой природой.

– А почему именно Нерчинска, а не Читы, коллега? – спросил удивлённый мыслью профессора Сергиенко.

– Серебро, коллега, – многозначительно сказал Радек. – Не слышали о Нерчинских рудниках, что подарили некогда России серебряную независимость?

– Вопрос с Матусевичем ещё надо обсудить, я поговорю с ним сегодня ночью, – решил Соколов. – Надеюсь, он всё для себя решил.

Новоземельск, август 7147 (1639). Бухта.

Вечером крестьяне собирались у своих временных жилищ, на площадке. Там, где пахло рыбным варевом, булькающим над весело потрескивающим хворостом костра, и стояли лавки. Люди судачили о том, о сём, жаловались друг дружке на свою незавидную долю. Напевали песни, и грустные и не очень, но разудалых исполнений слышно не было, не веселы были их мысли. Куда уж до веселья, когда и не знаешь, чего завтра ждать. Приоткрытое окно барака заманчиво манило отблесками костра на прозрачном стекле. Колышущиеся от сквозняка занавеси, пропускали со двора негромкий мужицкий говор и покашливание. Хорошо им, можно сидеть у костра, да чесать языком в своё удовольствие. Ивашке же порядком надоело без сна ворочаться на топчане и, когда мать с сестрёнкой заснули, мальчуган решил пойти на двор – посидеть у костра вместе с мужиками. Хотя, отец, если завидит его, точно погонит в дом. Нешто, скажет, за день не набегался, стервец? А я что, коли там много интересного окрест!

'Так и скажу' – думал мальчуган, пробираясь к выходу из барака.

Ивашка, вместе с двумя друзьями – Макаркой и Петрушей, сегодня вдоволь погуляли в ангарском городке. Были и на конюшне, где видали загоны с жеребятами и свинарню огромную посмотрели. Оттуда, кстати, погнал их сердитый старик, причём Макарка с разбегу хлопнулся прямо в самую грязищу, за что потом получил оплеух от своей матери и весь вечер стирал свою рубаху и порты на ручье. А вода там холоднуючая! И в самом городке было интересно – он был больше Енисейска, да и стены его были выше и башни из белого камня. Да и домов было много, деревья и то стояли рядами, рядом с Новоземельском Енисейск казался совсем уж неказистым. А более всего в Ангарии поразили Ивашку девки местные, они буквально вводили мальчишку в ступор, хоть и было их немного. Волосы распущены или лишь тесьмой прихвачены, порты на них мужские, да ещё некоторые бесстыдницы и закатывают их выше колен! А взгляд дерзкий да насмешливый. И все оружные! Нож знатный на ремне, а на плече – ружьё. Тут, в княжестве, выходило, что окромя детей малых, все с ружьём ходят запросто, как будто и не ружьё это, а обычная вещица какая. Ох, как же хотелось и Ивашке такое ружьё иметь! Оно, проклятое, уже и во снах ему являлось. Казалось, вот оно, в руках, такое тяжёлое и пахнущее порохом, железом холодящее руки. А как проснёшься – так и нет его, будто и не бывало.

Тем временем, Ивашка уже пробрался к выходу из барака, стараясь никого не потревожить нечаянным шумом. Тихонько подойдя к мужикам, он присел на чурбачок за их спинами, стараясь не попасть отцу на глаза, и прислушался к беседе. Крестьяне разговаривали о том, что скоро сызнова их поведут, да ещё дальше. К самому краю земли и что будто бы там и люди – не люди, а адские создания со звериными мордами заместо лиц. И земная твердь там кончается, а воды земные низвергаются в бездонные пропасти. От таких слов Ивашку пробрало до мороза по коже.

'Ежели там адовы пределы, за каким лядом нас туда силком тянут?' – недоумевал мальчишка.

– Бежать надо отсель, – пробормотал он.

Только сначала надо дорогу разузнать, из сего княжества выводящую. И Ивашка решился. Пятясь, он ушёл за барак, где припустил до ближнего леска. Петляя между деревьев в свете полной луны, он пробирался всё дальше и дальше. Паренёк уходил всё глубже в лес, который встречал его уже буйными зарослями кустов и грудами валежника. Уже и рубаха прилипла к телу, покрытому липким потом, а сердечко его колотилось, звоном отдаваясь в ушах. На рукавах было полно колючек, а над головой ухали и пересмеивались ночные птицы. Кабы не лунный свет, то Ивашка непременно заплутал бы в темноте ночи, а так среди деревьев он разглядел блеск воды. Мальчуган уже десять раз пожалел о том, что покинул тёплое местечко у костра. Но и мысль о возвращении назад через лес казалось ему невозможной. Придётся идти к воде, а потом по берегу, а там и до барака недалече. Внезапно сбоку затрещали кусты, Ивашка тут же почувствовал, как на голове зашевелились волосы.

– Медведь, – пискнул он и сердце его ёкнуло.

Опрометью кинувшись вперёд, он тут же потерял опору под ногами и кубарем покатился вниз, заорав от страха. Падение казалось ему бесконечным, больно отдаваясь камнями и сучьями на худеньком теле мальчишки. Наконец, охнув, он шлёпнулся на песок. Тут же дохнуло свежестью и близким запахом воды. Ивашка попытался встать, голова его кружилась, а в глазах плавали разноцветные мушки.

– Па! На-ко, хто там ише шабарчит? – раздался юношеский голос.

И тут, как назло, с холма, откуда сверзился Ивашка, послышалось шумное сопенье и треск веток.

– Медведь, не иначе! Темень, лешшой! Тять, я ему промеж глаз пальну?

Лежащему на песке мальчугану послышались приближающийся шорох песка, да лязг железа.

– Обережней, Акимка! В имушки не играй. Евонде олешка, промеж рогов малых пальнёшь! – послышался и насмешливый мужицкий голос.

А Ивашка сквозь пелену, застилавшую глаза, узрел недалёкий костерок и вдруг разревелся.

– Эвон как. Чего зря ревёшь-то? – паренёк с удивлением заметил плачущего мальчишку. – Тять, он храмлёт, подкатилсэ сверьху!

– Откель мальчонка? Акимка, хто это? – подошёл от костерка и мужик.

– А я ведаю? Инде дядька Ярко? – спросил его парень.

Подошедшему вскоре Ярко Ивашка с горем пополам объяснил, как он попал в лес и откуда он ушёл. А Акиму, младшему сыну Вигаря – старшому средь поморов, Ярко сказал отвезти мальчишку обратно, благо по воде путь был близким. Только поросшую лесом скалу, что в бухточку вдавалась, обогнуть.

– Сыми колючки-то, а то тятька твой увидит, что ты по лесу шастал, – посоветовал Аким Ивашке.

Мальчуган виновато кивнул.

– А за коим лядом ты ночью в лес пошёл? – Акиму было интересно узнать, что подвигло Ивашку на такое приключение. – Стряслось чего? Али обидел кто?

– Обидел! – выпалил вдруг мальчишка, до этого отмалчивающийся.

– На-ко! Хто же?

– А Сокол князь тутошний, – буркнул Ивашка. – Желает нас к самому краю земли увесть, к адским людям поближе. Да и бросит нас там на погибель. Погодь! Чего ты ржёшь, аки жеребец?

Ивашка обиделся на Акима, поскольку тот при его словах стал вдруг улыбаться, а потом и вовсе рассмеялся мальчишке в лицо.

– Ну ты даёшь, Ивашка! – Аким даже утёр слёзы с глаз, до чего его уморил этот волжанин.

Мальчуган же надулся и демонстративно отвернулся от смеющегося над ним парня.

– В школу тебе нать и вскорости. Тогда и не будешь небылицы разные повторять, что от мужиков услыхал, – говорил наставительным тоном помор, работая вёслами лодки. – Не бывает у земли края. Поскольку круглая она и ежели будешь плыть куда долго-долго, то обратно и воротишься.

– Ужо говорили мне про школу, а я её и в глаза не видал, – проворчал Ивашка. – И что даже людей со звериными мордами там нет?

– Перестань ужо, – снова рассмеялся парень, – нету таких людей вообще! Там дауры есть, бородатые, что твой тятька. И землю они пашут и ты оную пахать будешь, но пахать тут будешь.

– А ты не будешь? – прищурился Ивашка. Наконец, он успокоился, почувствовав себя и сильнее и увереннее, страхи же его и вовсе улетучились.

– Я не буду, – продолжал зубоскалить Аким. – Моё дело иное – помогать дядькам кочи ставить, да к океану идти.

Помор кивнул на совсем уже близкий огонёк костра:

– Вона твои у огня сидят. Уйдём в сторонку, я тебя высажу, а ты бегом-бегом и до дому.

Ивашка снял поршни, да закатал порты, скоро и лодка ткнулась носом в песок. Мальчуган спрыгнул в воду и побрёл к берегу.

– Холоднючая, зараза! Прощевай, Аким, благодарствую за науку!

– Встретимся ишшо, Ивашка, – махнул рукой помор и принялся грести в обратный путь. – Бог даст, свидемся.

Когда мальчишка уже засыпал, в барак вошли и мужики, что сидели у костра. Отец, прикрывая окно, удивился:

– Отчего не спишь-то?

– Тятя, а людей со звериными мордами и не быват вовсе, небылицы это. Тебе в школу надо, со мною вместе иттить, – проворчал уже в полусне Ивашка, поворачиваясь на другой бок.

Новоземельск, начало августа 7147 (1639). Дом воеводы.

В связи с предстоящим переходом на Амур Соколов и остальные начальники Ангарии практически не спали. Постоянно шли обсуждения экспедиции – всё должно пройти в лучшем виде. А не так как в царском караване, когда люди в пути погибали от несчастных случаев, недоедали, слабели и умирали от напряжения на волоке или истощения.

– Такого и близко не должно быть. Крестьяне должны сразу понять разницу в отношении к ним – это потом вернётся нам сторицей, – повторял Вячеслав.

– Это верно, – заметил Радек. – Кстати, я тут подготовил кое-какие наглядные материалы для ликвидации безграмотности.

– Вы хотите начинать обучение крестьян грамоте уже в пути? – удивился Сартинов.

– А что время терять? – развёл руки профессор. – Детей там не так уж и много, двадцать семь всего. Трое наших мужиков легко справятся. За взрослых, как и тут, браться сразу не будем.

– Инструмент как, в полном комплекте? – Соколов просматривал бумаги с перечнем имущества, что забирала с собой экспедиция. – Лопат вот, может побольше стоит взять?

– Кузнецы же тоже уходят, сработают на местном материале, – ответил Радек. – А потом и там устроим кузнечные и литейные цеха.

– Когда же мы выходим? Не забывайте, осенью на Байкале опасно, штормы не редки, да и ветра, – Фёдор Андреевич напомнил о капризном нраве озера.

– Баржа с паровиками придёт завтра-послезавтра. Поморы, ангарские крестьянские пары и наши уже готовы, запасы пищи и инструментария уже погружены на ладьи. Фёдор Андреевич, планируйте выход на послезавтра, – ответил Соколов.

– Ладно, мне нужно ещё раз поговорить с поморами. Если что, я у них, – Сартинов, набрав из миски в карман кедровых орешков, откланялся и вышел с веранды.

Самое главное, после прибытия на Амур, было обеспечить пашенным людям достойную охрану. Хотя, судя по имеющемуся опыту, обучить обычного крестьянина стрелять из винтовки оказалось делом не столь уж сложным. Правда, более молодое поколение, делало большие успехи в обращении с оружием – сказывалась техническая грамотность, уже полученная в Ангарии. После окончания школы и поступления по рекомендации учителей в тот или иной класс, строительный, механический, медицинский, химический и прочие, во чём-то и пересекающиеся друг с другом, каждому юноше и девушке выдавалось собственное оружие – винтовка со штыком, а также кожаный патронташ, шомпол и средства ухода за оружием. Летом же все парни, находившиеся на практике в Железногорском посёлке, Порхове или Ангарске, прибывали в Удинскую крепость, где у них проходили военные сборы. А там уже руководил Саляев, со своими мужиками. То есть каникул ангарские граждане не знали. Исключения составляли лишь христианские праздники да Новый год, у каждого свой. Сами ангарцы так и не смогли отмечать его в сентябре, вместе с переселенцами. Новое же поколение, стараясь походить на коренных ангарцев, потихоньку принимало их обычаи, несмотря на ворчание своих родителей. Процесс перековки шёл и ангарцы получали таки людей, которые нормами поведения и морали практически не отличались от них. Разве что у них в головах не было того обилия информации, что получили в своё время россияне. Это конечно огорчало и Радека и Соколова, но что поделаешь – регресс после того, как уйдёт поколение бывших граждан Российской Федерации – это объективная реальность и ничего с этим не поделаешь. Вся надежда была на тех, кого они воспитывают сейчас.

– Приветствую, товарищи! Уф, ну и духота! – на веранду дома, где сидели Радек и Соколов, вошёл полковник Смирнов, тут же повалившись в кресло.

– Присаживайся, сейчас морса из ледника как раз принесут, – обрадовал Смирнова профессор.

– Осматривал груз экспедиции, – закидывая ноги на лавку, проговорил полковник. – Вроде всё в норме. И вот ещё что, говорил вчера вечером с Граулем о маньчжурах. Ну что скажу я вам – серьёзные это ребята, тяжко с ними будет.

Соколов с Радеком кивали, знаем, мол.

– Нужны магазинные винтовки, как минимум. Об артиллерийских дивизионах нарезной артиллерии я, конечно же, пока и не мечтаю, хватает имеющихся, но трубы от буровых установок когда-нибудь закончатся. Поэтому нужна своя технология. Иначе… – полковник многозначительно посмотрел на обоих.

– Магазинные винтовки будут не скоро, Андрей. Тут всё дело в станках, фреза нужна, это серьёзная проблема. Но работа идёт, – уверил его Радек. – По миномётам чуть проще. Мы отправим на Амур пока только четыре штуки, на большее не успеваем по боеприпасам. А насчёт пушек пока и с буровками сложновато: с накатником проблемы и тормоз отката надо довести. Что уж там говорить о литье стволов. Посредством использования труб мы сможем сделать около ста пушек. Не больше, с учётом того, что сделано уже двадцать восемь скреплённых стволов, осталось сам знаешь сколько.

– Ещё вот что, я набросал кое-что по унитарным боеприпасам для пушки, что у нас выходит, – Смирнов достал из кармана несколько сложенных листов бумаги. – Знаю, вы уже решили насчёт ствола и нарезов, это ваша епархия, Николай Валентинович. Боеприпасы для неё – чугунные гранаты да картечь. Железо и чугун идёт на стенки и дно, да медные полоски для придания вращения снаряду.

– Что же, обмозгуем, Андрей, – Радек придвинул к себе немного помятые листки. – Из времён первой мировой что ли?

– Гораздо ранее. Но не суть важно, посмотрите, вдруг получится, – Смирнов наконец, дождался холодного морса и шумно осушил аж две кружки.

Потом полковник вопросительно посмотрел на Соколова.

– Про Матусевича интересуешься? Скоро расскажу, – Соколов налил и себе кружку холодного напитка.