"Федор Чешко. Час прошлой веры" - читать интересную книгу автора

в свершившемся богов, - бога небесного грома и пламени, и бога
стремительного железа, и бога вод текучих и вод стоячих. Поставили, чтобы
задобрить жертвами, чтобы пред испытующими очами старшего божества не
смели более небо ронять на землю и смущать водной зыбкостью твердь...
Сдержанный гул голосов на берегу окреп, пророс недовольством - густо,
как прорастает злаками жирная пашня. Олег встряхнулся, отгоняя сумеречные
видения: нельзя медлить, надо идти. Всего-то пути и осталось с полдесятка
шагов.
Потому что не дальше, чем в пяти шагах, придавил собой давным-давно
дрогнувшую, отшатнувшуюся от него землю камень - огромная глыба небесного
железа, очертаниями схожая с неглубокой массивной чашей. Конец пути. И
жизни - тоже конец.
Олег шагнул, не в силах оторвать цепенеющий взгляд от алтаря,
внушающего темную жуть своей непричастностью к привычному миру, подошел,
уперся животом в неровный зубчатый край, оплывающий сукровицей ржавчины.
Ощущая промозглый холод стылого металла, скользнул ладонями по следам
давних ударов молота, довершавших задуманную природой форму небесного
подарка, зарыл пальцы в мягкий невесомый пепел, засыпавший жертвенник.
Пепел. Что жгли здесь в угоду богам? Только злаки и птичьи сердца ли?..
Первый ли раз увидит этот алтарь Страшную Жертву?
А вокруг - древние, труднопостижимые боги. Ждут, скрывая под внешним
бесстрастием, сколь важно для них то, что сейчас свершится. Ну что ж,
пусть дождутся - ты ведь сам решился на это. Сам... Так ли?
Мертвая тишина, внезапно рухнувшая на озерный берег, и едва ощутимый
шорох за спиной (здесь, совсем рядом) будто ножом полоснули по изнемогшим
в ожидании страшного нервам. Олег обернулся, вжался спиной в шершавую
прохладу железа.
Откуда взялась эта приближающаяся стройная белая фигурка? Будто
возникла из ничего и вдруг; будто выпустил ее из себя белокаменный идол
Рода. Жреческие фокусы... (Что-что? А, это где-то на задворках
зачарованного сознания проснулся, наконец, ученый скептик двадцатого века.
Не поздновато ли?)
А она подходит, эта женщина непривычной, внутрь себя обращенной
красоты. Светлые-светлые серые глаза, почти белые волосы, матовая молочная
кожа... И недлинная рубаха прозрачного крапивного полотна (его в Царьграде
ценят наравне с шелком-оксамитом) так же бела, легка, воздушна, как и
нескрываемое ею упругое юное тело. Мягко, невесомо переступают по твердой
каменистой земле беззащитные ступни высоких точеных ног; ближе, все ближе
это отрешенное лицо с тонкими, будто каменеющими чертами. В нем есть
что-то волнующее, знакомое, и можно было бы понять, что именно, если бы не
отвлекал внимание дико не вяжущийся с хрупкой и чистой женственностью
сжатый в правой ее ладони огромный железный серп - хищный, зазубренный,
буреющий обильной ржавой коростой.
Подошла вплотную, кончиками пальцев толкнула в грудь, и Олег
безвольно лег спиной в нежный ласковый пепел алтаря, не сводя глаз с
готовящейся к совершению таинства жрицы. Она не торопилась. Плавно, будто
танцуя, трижды обошла вокруг, протягивая ржавое железо к ликам богов,
шепча им что-то неслышное. Потом неожиданно резко вспрыгнула на край
жертвенника и замерла.
Олег знал, что его ждет, знал хорошо, будто не раз видел такое, будто