"Гилберт Кийт Честертон. Худшее преступление в мире ("о Брауне") " - читать интересную книгу автора

доспехи составляют из разных частей; но эти носил один человек, и носил он
их не втуне. Понимаете, это - турнирные доспехи, довольно поздние.
- Да и хозяин запаздывает, - сказал Гренби. - Сколько можно ждать?
- Что ж, в таких местах все происходит медленно, - сказал отец Браун. -
Я думаю, очень благородно, что он нас вообще принял. Два совершенно
незнакомых человека приезжают, чтобы задать ему глубоко личные вопросы.
И в самом деле, когда появился хозяин, им не было оснований сетовать на
оказанный прием; напротив, они могли заметить, с каким достоинством и
простотою сохранил их хозяин учтивость в глухом одиночестве, в деревенской
глуши.
Баронет не выглядел ни удивленным, ни встревоженным; и хотя у них
явилось подозрение, что гостей у него не было по меньшей мере последние
четверть века, он вел себя так, словно только что раскланялся с двумя
герцогинями.
Он не выказал ни робости, ни нетерпения, когда они сообщили, что
приехали по сугубо личному вопросу; после небольшого раздумья он, видимо,
понял, что любопытство их вызвано обстоятельствами. Это был худощавый
пожилой джентльмен с черными бровями и длинным подбородком.
Хотя тщательно завитые волосы были, без сомнения, париком, у него
хватило мудрости носить седой парик, как и приличествует немолодым людям.
- Что до вопроса, который вас интересует, - сказал он, - ответ на него
очень прост. Я твердо намереваюсь оставить все свое состояние сыну, так же,
как мой отец оставил его мне; и ничто - я прямо говорю, ничто - не заставит
меня поступить иначе.
- Премного благодарен вам за эти сведения, - ответил юрист, - но ваша
любезность дает мне смелость сказать, что вы видите все в слишком черном
свете. Не думаю, чтобы ваш сын сделал что-то страшное и вы сочли его
недостойным наследства. Конечно, он может...
- Именно, - сухо сказал сэр Джон Масгрейв, - может.
Не будете ли вы так любезны заглянуть со мной на минуту в соседнюю
комнату?
Он повел их в галерею, которую они уже немного рассмотрели сквозь
приоткрытую дверь, и мрачно застыл перед почерневшими, насупившимися
портретами.
- Это сэр Роджер Масгрейв, - сказал он, указывая на длиннолицего
человека в черном парике. - Он был одним из самых низких лжецов и негодяев в
мерзостное время Вильгельма Оранского - наушник двух королей, убийца двух
жен. Вот его отец, сэр Роберт, образец честности и добропорядочности. Вот
его сын, сэр Джеймс, один из благороднейших якобитских мучеников и один из
первых, кто пожертвовал деньги на Церковь и на бедных. Понятно ли теперь,
что дом Масгрейвов, его сила, честь, власть переходили от одного доблестного
человека к другому через поколение, от деда к внуку? Эдуард I правил Англией
отменно, Эдуард III покрыл Англию славой, и все же слава эта произросла из
той, первой, через бесчестие и глупость Эдуарда II, который пресмыкался
перед Гейвстоном и убежал от Брюса. Поверьте мне, мистер Гренби, величие
знатного дома, величие самой истории - больше, чем случайные люди, которые
несут его сквозь века. Наследство наше переходило от отца к сыну, так оно и
будет переходить. Моего сына можете заверить, что я не оставлю свои деньги
приюту для бродячих кошек. Масгрейв будет наследовать Масгрейву, пока стоит
мир.