"Гилберт Кийт Честертон. Преданный предатель ("о Брауне") " - читать интересную книгу автора

есть. Старый Каск твердит, что он болен, что он удалился на покой - так
удалился, что даже не слышал, как он гуляет здесь в полной форме, - а вы не
верите. Вы не верите никому. Сама принцесса сказала, что поэт какой-то
ненастоящий с этими лиловыми усами. Тут бы и догадаться - но нет! Все
говорили, король говорил, что ростовщик умер, и это правда.
Он умер раньше, чем я стал его играть в этом костюме.
Он распахнул третий шкаф, где оказались седые усы и серые одежды
скупца.
- Так вот и началось. Он действительно снимал этот дом, я действительно
был ему слугой, опустился до такой службы, и единственное, что я
унаследовал, - тайный ход.
" Политика здесь ни при чем, сюда ходили странные женщины, он был
плохой человек. Не знаю, интересны ли вам такие оттенки моих чувств, но
скажу, что за три года у сластолюбивого ростовщика я обрел мятежный разум.
Мир казался отсюда очень мерзким, и я решил перевернуть его, поднять мятеж,
вернее - стать мятежом. Если действовать медленно, тактично, да еще обладать
воображением, это нетрудно. Я выдумал четырех людей, двоих - полностью.
Их никогда не видели вместе, но этого не замечали.
Когда они собирались, я просто переодевался и выходил на сцену через
подземный ход. Вы не представляете, как легко морочить просвещенный,
современный город. Главное - чтобы тебя все знали, лучше всего - за
границей.
Напишешь статью, поставишь после фамилии целый набор букв, и никто не
признается, что никогда о тебе не слышал.
Скажешь, что ты первый поэт Европы, - что ж, кому и знать. Если у вас
есть два-три таких имени, у вас есть все.
Никогда еще не бывало, чтобы считанные люди значили так много, все
остальные - ничего не значили. Газета говорит:
"Страна идет за Хаммом", а мы понимаем, что его поддерживают три
владельца газет. Ученый говорит: "Все приняли теорию Чучелло", а мы читаем,
что ее приняли четыре немецких профессора. Как только я заимел науку и
финансы, я знал, что бояться нечего. Поэт - для красоты, генерал - чтобы вас
напугать. Простите, - прибавил он, - я не показал его апартаментов. Там
только форма, лицо я красил.
- Не надо, не красьте, - любезно сказал полковник. - Что же будет
теперь?
Заговорщик ответил не сразу - видимо, он мечтал.
- Все революции губило несогласие, - сказал он наконец. - Вот я и
постарался, чтоб сообщники меня не выдали.
Я не предвидел, что выдам их. Что ж, кончилась и эта революция. Великий
поэт, великий воин, ученый, ростовщик - все схвачены, все повешены. Вон
висят.
Он смущенно поклонился.
- А их недостойный слуга получил королевское прощение.
Гримм чертыхнулся было, но сказал, смеясь:
- Иоанн Конрад, вы и впрямь - сам черт! Я не удивлюсь, если вам удастся
что-то сделать. Может быть, Хлодвиг III забыл, что он - король, но он еще
помнит, что он - джентльмен. Идите своим путем, Великий Князь Павонский -
может быть, вы знаете путь. Во всяком случае, вы сделали, что обещали. Вы
сдержали слово.