"Гилберт Кийт Честертон. Парадоксы мистера Понда" - читать интересную книгу автора

потому так зловеще улыбнулся. Сравнительно приятным был и майор Вустер,
проживший много лет в Индии. Но что-то подсказывало мне, что он настоящий
сын джунглей и ему доводилось охотиться не только на тигров, а если
сравнивать с тигром его самого, - не только на ланей. Был среди гостей и
венгерский ученый с ассирийскими бровями и ассирийской бородой. Бьюсь об
заклад, он скорее семит, чем мадьяр. Но так или иначе, у него были толстые
красные губы, и выражение его миндалевидных глаз совсем не нравилось мне.
Он был, пожалуй, хуже всех, собравшихся в тот вечер.
О Блэнде я ничего дурного сказать не могу, разве что он слишком туп и
ни о чем не способен думать, кроме как о собственном теле. У него не
хватает ума даже на то, чтобы понять, что у человека вообще есть ум. Все мы
знаем сэра Оскара Маруэлла. Я вспоминаю сейчас, как он шел по саду; его
отороченный мехом плащ бился и хлопал на ветру, и казалось, что эхо далеких
аплодисментов летит за ним, что ему хлопают восторженные поклонники или,
вернее, восторженная толпа глупых поклонниц. А итальянский тенор был
удивительно похож на английского актера. Хуже, по-моему, ничего не скажешь.
Но в конце концов, общество все же было избранное.
Гостей подбирал очень умный человек, хотя, возможно, почти помешанный.
Если допустить, что у леди Кроум был любовник, вернее всего его было искать
среди этих шестерых. Затем я подумал о себе самом и в ужасе остановился.
Я понял, почему оказался среди них. Кроум тщательно отобрал и попросил
остаться на обед самых известных волокит Лондона. И он почтил приглашением
меня!
Вот, значит, кто я такой. Или, вернее, вот кем считают меня. Денди,
развратник, соблазнитель, волочащийся за чужими женами... Вы знаете, Понд,
что на самом деле я не так уж испорчен. Но, может быть, и те, другие, не
были подлецами. Все мы были невиновны; и все же туча над садом давила на
нас, словно приговор. Я не был виновен и тогда, раньше - помните, когда
меня чуть не повесили за то, что я часто виделся с женщиной, в которую даже
не был влюблен. И тем не менее все мы заслужили кару. Атмосфера вокруг нас
была порочна: люди прошлого века называли это духом распутства, нахальные
газетчики называют сексуальностью. Вот почему я был близок к виселице. Вот
почему в доме, из которого я только что ушел, осталось мертвое тело. И я
услышал тяжелую поступь старинных строк о самой прекрасной из всех
незаконных любовей. Звоном металла отдались в ушах слова Гиневры,
расстающейся с Ланселотом:

Ты от греховной жизни жди Раздора, смуты, и нужды,
И зла, и смерти, и беды.
{пер. Д. Маркиша}

Я ходил по краю пропасти и не отдавал себе в этом отчета, пока два
приговора не поразили меня как гром среди ясного неба. Однажды судья в
красной шапочке и кровавокрасной мантии уже почти произнес приговор: "Быть
повешенным за шею, пока не умрет". Второй приговор был еще страшнее: меня
пригласили на обед к лорду Кроуму.
Он продолжал смотреть в окно. Но мистер Понд все-таки услышал неясное
бормотание, словно гром грохотал где-то вдали: "И зла, и смерти, и беды".
Наступило молчание. Наконец Понд сказал очень тихо:
- Просто вам нравилась незаслуженная дурная слава.