"Гилберт Кийт Честертон. Грехи графа Сарадина" - читать интересную книгу автора

тем более что Низкорослый был в сутане. На языке же документов высокий
звался Эркюлем Фламбо, занимался частным сыском и направлялся в свою новую
контору, расположенную в новом многоквартирном доме напротив аббатства; а
маленький звался отцом Дж. Брауном, служил в церкви св. Франциска Ксаверия
и, причастив умирающего, прибыл из Камберуэла, чтобы посмотреть контору
своего друга.
Дом, где она помещалась, был высок, словно американский небоскреб, и
по-американски оснащен безотказными лифтами и телефонами. Его только что
достроили, заняты были три квартиры - над Фламбо, под Фламбо и его
собственная; два верхних и три нижних этажа еще пустовали. Но тот, кто
смотрел впервые на свежевыстроенную башню, удивлялся не этому. Леса почти
совсем убрали, и на голой стене, прямо над окнами Фламбо, сверкал
огромный, окна в три, золоченый глаз, окруженный золотыми лучами.
- Господи, что это? - спросил отец Браун и остановил-ся.
- А, новая вера! - засмеялся Фламбо.- Из тех, что отпускают нам грехи,
потому что мы вообще безгрешны. Что-то вроде "Христианской науки". Надо
мной живет некий Калон (это он себя так называет, фамилий таких нет!).
Внизу, подо мной,- две машинистки, а наверху - этот бойкий краснобай. Он,
видите ли, новый жрец Аполлона, солнцу поклоняется.
- Посмотрим на него, посмотрим...- сказал отец Браун.- Солнце было
жестоким божеством. А что это за страшный глаз?
- Насколько я понял,- отвечал Фламбо,- у них такая теория. Крепкий духом
вынесет что угодно. Символы их - солнце и огромный глаз. Они говорят, что
истинно здоровый человек может прямо смотреть на солнце.
- Здоровому человеку,- заметил отец Браун,- это и в голову не придет.
- Ну, я что знал, то сказал,- беспечно откликнулся Фламбо.- Конечно, они
считают, что их вера лечит все болезни тела.
- А лечит она единственную болезнь духа? - серьезно и взволнованно спросил
отец Браун.
- Что же это за болезнь? - улыбнулся Фламбо.
- Уверенность в собственном здоровье,- ответил священник.
Тихая, маленькая контора больше привлекала Фламбо, чем сверкающее
святилище. Как все южане, он отличался здравомыслием, вообразить себя мог
лишь католиком или атеистом и к новым религиям - победным ли, призрачным
ли - склонности не питал. Зато он питал склонность к людям, особенно - к
красивым, а дамы, поселившиеся внизу, были еще и своеобразны. Там жили две
сестры, обе - худые и темноволосые, одна к тому же - высокая ростом и
прекрасная лицом. Профиль у нее был четкий, орлиный; таких, как она,
всегда вспоминаешь в профиль, словно они отточенным клинком прорезают путь
сквозь жизнь. Глаза ее сверкали скорее стальным, чем алмазным, блеском, и
держалась она прямо, так прямо, что, несмотря на худобу, изящной не была.
Младшая сестра, ее укороченная тень, казалась тусклее, бледнее и
незаметней. Обе носили строгие черные платья с мужскими манжетами и
воротничками. В лондонских конторах - тысячи таких резковатых, энергичных
женщин; но этих отличало не внешнее, известное всем, а истинное их
положение.
Полина Стэси, старшая сестра, унаследовала герб, земли и очень много
денег. Она росла в садах и замках, но, по холодной пылкости чувств,
присущей современным женщинам, избрала иную, высшую, нелегкую жизнь. От
денег она, однако, не отказалась - этот жест, достойный монахов и