"Г.К.Честертон "Шар и крест" ("The Ball and the Cross")" - читать интересную книгу автора

казалось, что она покрыта снегом. Не глядел он и на машину, но ему
казалось, что это - карета, на которую напали разбойники. Ему - якобиту,
воскресшему из мертвых, ему, так любившему поединки и старинное вежество,
казалось наконец, что он попал именно в ту картину, из которой когда-то
выпал.
Пока длилось молчание, он разглядел свою даму. До сих пор он никогда не
разглядывал человека. Сперва он увидел ее лицо и волосы, потом - длинные
перчатки; потом - маленькую меховую шапочку. Почему молчала дама,
объяснить труднее; быть может, она еще не пришла в себя. Во всяком случае
именно она первая вспомнила о шофере и виновато воскликнула:
- О, что же с ним?
Оба резко обернулись и увидели, что Тернбулл тащит шофера в машину. Тот
уже очнулся и слабо поводил левой рукой.
Дама в меховой шапочке и длинных перчатках кинулась было к нему, но
Тернбулл успокоил ее (в отличие от многих своих единомышленников, он не
только верил в науку, но кое-что знал).
- Он жив и здоров,- сказал отважный редактор.- А вот машину он не сможет
вести еще не меньше часа.
- Вести могу я, - сказала дама, проявляя неколебимую практичность.
- Ну, тогда...- начал Макиэн, не смог договорить фразы, и в том
невыносимом смущении, без которого нет романтики, двинулся прочь, словно
он теперь за даму спокоен. Но более разумный - то есть более равнодушный
Тернбулл угрюмо произнес:
- Вам не надо бы ехать одной, мадам. Можете встретить других нахалов, а от
шофера сейчас мало проку. Если вы не возражаете, мы проводим вас до дома.
Молодая женщина смутилась, как смущаются те, кому это не свойственно.
- Спасибо вам большое,- и резковато, и беспомощно сказала она.- И за все
спасибо. Места здесь много, садитесь.
Незаинтересованный Тернбулл легко вскочил в машину, но Макиэн не сразу
сдвинулся с места, словно врос в него корнями. Наконец он неловко влез на
сиденье; ему мешали длинные ноги, но - что много важнее - он испытывал
чувство, знакомое многим людям, которых пригласили остаться к чаю или к
ужину: ему казалось, что он ныряет в небо. Воскресающего шофера посадили
сзади, Тернбулл уселся с ним, Макиэн - впереди. Машина дернулась и
побежала, а за нею побежал, что-то крича, вставший с дороги джентльмен.
Если слова его представляли какую-то ценность, печально признать, что
никто на свете их не услышал.
Машина бежала по залитым светом равнинам; но сидящие в ней - по той, по
иной ли причине - никак не могли заговорить. Чувства дамы выражались в
том, что она мчала все быстрее; потом, неизвестно почему, снова уменьшила
скорость. Тернбулл - самый спокойный из всех - сказал было что-то о лунном
свете, но сразу замолчал. Макиэн просто не помнил себя, словно попал на
луну в какой-нибудь сказке. То, что происходило, отличалось от обычной
жизни, как сон от яви, но сном была жизнь, а сейчас он не только проснулся
- он очнулся в новом, неведомом мире.
Можно сказать, что он обрел новую жизнь, где другое добро, другое зло, и
сама радость так сильна, что разбивает сердце. Небеса не только послали
знамение - небеса разверзлись и, пусть на час, наделили его своей силой.
Никогда он не был так преисполнен жизни, но сидел неподвижно, как в
трансе. Если бы его спросили, почему он так счастлив, он бы ответил, что