"Г.К.Честертон. Наполеон Ноттингхильский" - читать интересную книгу автора

адресовался к нему на чистейшем испанском:
- Сеньор,-- проговорил он,-- прошу прощения за непрошеное, отчасти
назойливое гостеприимство, может статься, неуместное по отношению к столь
достойному, однако же, одинокому гостю Лондона. Не окажете ли вы мне и моим
друзьям, которых вы удостоили беседы, чести пообедать с нами в близлежащем
ресторане?
Мужчина в зеленом покраснел, как свекла, радуясь звукам родного языка,
и принял приглашение с бесчисленными поклонами, каковые у южан отнюдь не
лицедейство, но нечто, как бы сказать, прямо противоположное.
- Сеньор,-- сказал он,-- вы обратились ко мне на языке моей страны, и
сколь ни люблю я мой народ, однако же не откажу в восхищении вашему,
рыцарственно гостеприимному. Скажу лишь, что в нашей испанской речи слышно
биение вашего английского сердца.
И с этими словами он проследовал в ресторан.
- Может быть, теперь,-- сказал Баркер, запивая рыбу хересом и сгорая
от нетерпения, но изо всех сил соблюдая вежливость,-- теперь-то, может быть,
будет мне позволено спросить, зачем вам все это было надо?
- Что - "все это", сеньор? - спросил гость, который отлично говорил
по-английски с неуловимо американским акцентом.
- Ну как,-- смутился его собеседник-англичанин,-- зачем вы оторвали
кусок рекламы и... это... порезали руку... и вообще...
- Дабы объяснить вам это, сеньор,-- отвечал тот с некой угрюмой
гордостью,-- мне придется всего лишь назвать себя. Я - Хуан дель Фуэго,
президент Никарагуа.
И президент Никарагуа откинулся на спинку кресла, прихлебывая херес,
будто и взаправду объяснил свои поступки и кое-что сверх того; но Баркер
хмурился по-прежнему.
- И вот эта желтая бумага,-- начал он с нарочитым дружелюбием,-- и
красная тряпка...
- Желтая бумага и красная тряпка,-- величавей величавого возвестил
дель Фуэго,-- это наши цвета, символика Никарагуа.
- Но Никарагуа,-- смущенно проговорил Баркер,-- Никарагуа более не...
э-мм...
- Да, Никарагуа покорили, как были покорены Афины. Да, Никарагуа
изничтожили, как изничтожили Иерусалим,-- возвестил старец с несуразным
восторгом.-- Янки, германцы и другие нынешние давители истоптали Никарагуа,
точно скотские стада. Но несть погибели Никарагуа. Никарагуа - это идея.
- Блистательная идея,-- робко предположил Оберон Квин.
- Именно,-- согласился чужеземец, подхватывая слово.-- Ваша правда,
великодушный англичанин. Блистательная идея, пламенеющая мысль. Вы, сеньор,
спросили меня, почему, желая узреть цвета флага моей отчизны, я оторвал клок
бумаги и окрасил кровью платок. Но не издревле ль освящены значением цвета?
У всякой церкви есть своя цветовая символика. Рассудите же, что значат цвета
для нас,-- подумайте, каково мне, чей взор открыт лишь двум цветам,--
красному и желтому. Это двуцветное равенство объединяет все, что ни есть на
свете, высокое и низкое. Я вижу желтую россыпь одуванчиков и старуху в
красной накидке, и знаю - это Никарагуа. Вижу алое колыханье маков и желтую
песчаную полосу - и это Никарагуа. Озарится ли закатным багрянцем лимон --
вот она, моя отчизна. Увижу ли красный почтовый ящик на желтом закате - и
сердце мое радостно забьется. Немного крови, мазок горчицы - и вот он, флаг