"Г.К.Честертон. Честный шарлатан" - читать интересную книгу автора

что я сказала, что он вас выгонит, а вы...
Белые губы дернулись, и Джадсон спросил:
- Почему же я так не хочу, чтобы он меня выгнал?
- Потому... - начала она и резко остановилась. В ней самой открылась
пропасть, куда она не смела заглянуть.
- Да! - крикнул он и вскочил. - Да, вы правы! Это из-за вас Я не могу
вас с ним оставить. Поверьте мне! Я повторяю: ваш отец должен быть
сумасшедшим. - И добавил новым, звонким голосом: - Мне страшно, что вы
умрете по его вине. Разве я смогу тогда жить?
- Если вы так беспокоитесь обо мне, - сказала Энид, - оставьте его в
покое.
Каменное бесстрастие вернулось к нему, и он сказал глухо:
- Вы забываете, что я врач. Мой долг перед обществом...
- Теперь я точно знаю, что вы мерзавец, - сказала она. - У них всегда
долг перед обществом.
Наступило молчание, и они услышали те единственные звуки, которые могли
положить конец их поединку. По легким, не совсем твердым шагам и голосу,
напевающему застольную песню, Энид сразу поняла, кто пришел. А через
несколько секунд ее отец, праздничный и даже великолепный в своем вечернем
костюме, уже стоял на пороге комнаты. Он был высок и красив, хоть немолод, и
мрачный доктор выглядел рядом с ним не только невзрачным, но и неотесанным.
Поэт обвел комнату взглядом, увидел открытое окно, и праздничное довольство
слетело с его лица.
- Я был у вас в саду, - мягко сказал врач.
- Что ж, будьте добры покинуть мой дом, - сказал поэт.
Он побледнел - от гнева, по иной ли причине, - но говорил ясно и
твердо.
- Нет, - сказал Джадсон, - это вы его покинете. - И кончил с непонятной
жестокостью: - Я сделаю все, чтобы вас признали сумасшедшим.
Он выскочил из комнаты, а старый поэт повернулся к дочери. Та смотрела
на него широко открытыми глазами; но лицо у нее было такого странного цвета,
что он испугался на секунду, не умерла ли она.


Энид никогда не удавалось вспомнить всего, что случилось в страшные
тридцать шесть часов, отделявшие угрозу от беды. Лучше всего она помнила,
как в темноте, а может, на рассвете, в самый длинный час своей бессонной
ночи, она стояла в дверях и смотрела на улицу, словно ждала, что соседи
спасут ее, как спасают от огня. Именно тогда ее охватил холод, более
жестокий, чем пламя: она поняла, что в такой беде от соседей не дождешься
помощи и ничем не переборешь современной слепой тирании. У фонаря перед
соседним домом стоял полисмен, и она чуть не позвала его, словно ей грозил
взломщик, но тут же поняла, что с таким же успехом может взывать к фонарю.
Если двум врачам заблагорассудится признать ее отца сумасшедшим, весь свет
будет с ними, включая полицию. Вдруг она осознала, что раньше здесь
полисмена не было. И тут ее сосед, мистер Уилмот, вышел из дому с легким
чемоданом в руке.
Ей захотелось с ним посоветоваться - наверное, в тот час она
посоветовалась бы с кем угодно. Она кинулась к нему и попросила уделить ей
минутку. Он, кажется, торопился, но вежливо кивнул и вернулся с ней в дом.