"Г.К.Честертон. Восторженный вор" - читать интересную книгу автора

меня заметили, закричали: "Человек за бортом!" - и четыре часа матросы во
главе со свирепым капитаном пытались меня выудить. Это им не удалось.
Подобрала меня лодка, вроде каноэ, а в ней сидел сумасшедший, который
действительно жил на необитаемом острове. Он дал мне бренди и взял к себе,
как будто так и надо. Он был странный человек - белый, то есть белокожий, но
совсем одичавший. Носил он только очки и поклонялся старому зонтику. Однако
он совсем не удивился, что я прошу его о помощи, и помогал мне как мог.
Наконец мы увидели пароход. Я долго кричал, махал полотенцем, раскладывал
костры. В конце концов нас увидели, пароход изменил курс и забрал нас. С
нами обращались официально, сухо, но они не подумали пройти мимо - это был
просто долг. И вот все время, особенно на этом пароходе, я пел про себя
старую как мир песню: "На реках вавилонских". Я пел о том, что хорошо
человеку дома и нет ничего тяжелей изгнания. В порт Ливерпуль я вошел с тем
самым чувством, с каким приезжаешь домой на рождественские каникулы. Я
забыл, что у меня нет денег, и попросил кого-то одолжить мне немного. Тут же
меня арестовали за попрошайничество, и с этой ночи в тюрьме началась моя
преступная жизнь.
Надеюсь, вы поняли, в чем суть моей экономической притчи. Я побывал на
краю света, среди отбросов общества. Я попал к последним подонкам, которые
мало могли мне дать и не очень хотели давать. Я махал проходящим судам,
обращался к незнакомым людям, и, конечно, они меня ругали от всего сердца.
Но никто не увидел ничего странного в том, что я прошу помощи. Никто не
считал меня преступником, когда я плыл к кораблю, чтоб не утонуть, или
подходил к костру, чтоб не умереть. В этих диких морях и землях люди знали,
что надо спасать утопающих и умирающих. Меня ни разу не наказывали за то,
что я в беде, пока я не вернулся в цивилизованный мир. Меня не называли
преступником за то, что я прошу сочувствия, пока я не пришел домой.
Ну вот. Если вы поняли притчу, вы знаете, почему новый блудный сын
считает, что дома его ждали не тельцы, а свиньи. Дальше были в основном
стычки с полицией и тому подобное. До моих наконец дошло, что надо бы меня
приручить или пристроить. Неудобно в конце концов! Ведь такие, как вы или
ваша тетка, уже в курсе дела. Во всяком случае, для части моих родственников
это сыграло главную роль. В общем, мы условились сегодня встретиться и
обсудить сообща, как сделать из меня приличного человека. Вряд ли они
понимают, что на себя берут. Вряд ли они знают, что чувствуют такие, как я.
А вам я это все рассказал, пока их нет, потому что я хочу, чтоб вы помнили:
пока я был среди чужих, для меня оставалась надежда.
Они уже давно сидели на скамейке. Сейчас Миллисент встала - она
увидела, что по траве идут трое в черном. Алан Нэдуэй остался сидеть, и его
небрежная поза показалась особенно нарочитой, когда Миллисент поняла, что
старый Нэдуэй идет впереди, хмурый, как туча на ясном небе.
- Вероятно, не стоит тебе говорить, - медленно и горько сказал Нэдуэй,
- что ограблен еще один дом.
- Еще один? - удивленно сказал Алан. - Кто же пострадал?
- Вчера, - сурово сказал отец, - миссис Маубри пошла к леди Крэйл,
своей приятельнице. Естественно, она рассказала о том, что было ночью у нас,
и узнала, что Крэйлов тоже ограбили.
- Что же у них взяли? - терпеливо, хотя и с любопытством, спросил Алан.
- Вора спугнули, - сказал отец. - К несчастью, он кое-что обронил.
- К несчастью! - повторил Алан светским, удивленным тоном. - К чьему