"Г.К.Честертон. Ужасный трубадур ("Парадоксы мистера Понда")" - читать интересную книгу автора

доктор, - вместо одной и хромой, которую и ногой-то назвать трудно. И тем не
менее я нахожу ее весьма полезной.
Мистер Понд, человек очень тактичный, почувствовал легкий укор за
бестактность, поскольку старый его знакомый был калекой, но ему хватило
корректности не извиняться и слишком явно не переменять предмет разговора.
Продолжал он по своему обыкновению мягко, будто ничего не произошло:
- Я хотел сказать, что, если нога недостаточно длинна, чтобы бегать или
там лазать, она будет только мешать, будет просто обузой.
- Как странно, - сказал доктор Грин, - что мы перешли к разговору о
беге и лазанье, потому что пришел я не для того, чтобы беседовать о
дарвинизме или любом столь же разумном и здравом предмете. Если вы считаете,
что я, как чистейший атеист, подозрителен, то спешу пояснить, что не требую
прямо сейчас меня выслушивать. Послушайте моего друга, викария из
Хэнгинг-Берджез, преподобного Киприана Уайтуэйза, чьи представления
наверняка столь же антинаучны, как и ваши собственные. Не думаю, чтобы он
был дарвинистом, но представить его я вам обещал, а он намеревается поведать
вам о делах, имевших место значительно позднее каменного века.
- Что вы имели в виду, - спросил мистер Понд, - говоря о беге и
лазании?
- Я имел в виду, хоть и печально об этом говорить, - отвечал доктор
Грин, - что у викария есть достаточно дурная история о вашем друге, капитане
Гэхегене, чьи ноги весьма пригодны для лазанья, но еще пригодней для
бегства.
- Это очень серьезное дело, - смущенно произнес мистер Понд, - обвинять
солдата в бегстве.
- Викарий обвиняет его в вещах куда более серьезных, - сказал Грин. -
Он обвиняет его в том, что капитан взобрался на балкон, застрелил соперника
и бежал. Но это не моя история. Я - не история, а только предисловие к ней.
- Взобрался на балкон... - мистер Понд задумался. - Для викария это
слишком романтично.
- Да, - сказал доктор, - история из тех, что начинаются веревочной
лестницей, а заканчиваются веревочной петлей.
Прислушиваясь к неровным шагам своего хромого друга, мистер Понд впал в
некоторую мрачность. Он был вполне согласен принять его как вступление, но
вступление трагичное и темное. Какую бы историю ни собирался рассказать
викарий, она станет еще одним обвинением против Питера Гэхегена; а Гэхеген
был так несчастлив, что кое-кто подозревал, что он - несчастливец. Правда, у
некоторых появлялись мысли неожиданные и страшные - быть может, он,
наоборот, счастливчик, поскольку дважды был замешан в дела, связанные с
таинственной и насильственной смертью, и в обоих случаях оправдан. Однако
тройка - число несчастливое.
Однако в конце концов преподобный Киприан Уайтуэйз поразил мистера
Понда искренностью и честностью.
Никогда мистер Понд не опускался до глупой мысли, что все священники
глупы; представления о реальной жизни он не заимствовал из фарсов вроде
"Личного секретаря", но викарий был истинной противоположностью глупости. И
обветренное, как шершавый красный песчаник, лицо, и весь его вид напоминали
скалу той богатой раскраски, что навевает мысли о прошлом и о просторах
деревенской Англии, неизъяснимо доказывая глубину и основательность. Даже о
вещах обыкновенных он не мог говорить, не упоминая хоть как-то погоду или