"Г.К.Честертон. Ужасный трубадур ("Парадоксы мистера Понда")" - читать интересную книгу автора

догадался, почему они друг друга ненавидят и каков смысл сцены, случившейся
в спокойном моем саду.
Что ж, по возможности быстрее перейду к кульминации этой опрометчивой
похвальбы, вызова и соперничества, достойных трагедии. Разумеется, я не
знаю, чья трагедия страшней. Спустилась ночь, взошла луна, хотя было еще не
слишком поздно, и в саду, и без того тенистом, пролегли новые тени, когда я
случайно выглянул из кабинета, расположенного на втором этаже.
Я курил и читал, когда услышал шум, похожий на собачий лай или даже
вой. Беспечно выглянув в окно, я подумал, что это одна из собак доктора
Грина, и не обеспокоился, но то ли от призрачности залитого лунным светом
почти безумного сада, то ли от таинственного предчувствия звук исподволь
показался мне глуше и ужаснее, чем он был на самом деле.
Высоко надо мною вставала ясная луна, по темному саду стлались густые
тени, а на дорожках и на стене напротив лежали большие, бледные заплаты
лунного света, четкие, словно картонная рама в фантастическом театре теней.
Возможно, такое сравнение явилось оттого, что свет и тени перемежались и все
пространство вокруг делили на разные плоскости, вертикальные и
горизонтальные, как листы черного и белого картона, из которых дети вырезают
фигурки для этого театра. Словом, я очень явственно представил себе такой
театр и тут же увидел силуэт теневой пантомимы, который двигался вдоль
стены.
Чья это тень, я понял сразу. Разумеется, она была искажена и
перекошена, вы же знаете, как обманчивы тени, но я рассмотрел шевелящиеся
пряди, напомнившие мне о Степке-Растрепке. Кажется, я говорил вам, что Айрс
старался походить на художников прошлого, не стригших волос. Кроме того, он
как-то лениво сутулился, это тоже бывает у художников, но сейчас сутулые
плечи были слишком высоко подняты, тени ведь все преувеличивают.
В следующее мгновение на стене появилась вторая карикатура, и с ней
ошибиться было еще труднее. Она тоже быстро передвигалась, и передо мною
проходила уже не просто пантомима теней, но грубый фарс, от которого у меня
дрожь прошла по коже.
- Тени очень обманчивы... - произнес мистер Понд, и опять друзья
уставились на него, не потому, что слова были важны, но потому, что они
казались пустыми, совершенно ненужными. Прежде чем замолчать, Понд
добавил: - А самое обманчивое в них то, что они очень точны.
- Ну, знаете! - не сдержался Уоттон, но его довольно умеренную
несдержанность заслонил один из порывов, раза два порождавших у гигантского
Гэхегена нелепые жесты и, пусть отрешенные, но весьма бурные попытки
вмешаться. С поклоном учтивым, почти изысканным, хотя и не лишенным
высокомерия, он повернулся к своему обвинителю и произнес:
- Вам нет нужды тревожиться, сэр, это один из парадоксов мистера Понда.
Мы очень гордимся нашим Пондом и его парадоксами. Вы можете их испробовать
даже в ванной. Парадоксы Понда - в каждом доме. Что бы делала мать семейства
без пондовских...
- Не валяйте дурака, Гэхеген, - сказал Хьюберт Уоттон, и в голосе его
зазвенела сталь, весьма уважаемая его друзьями. В наступившей тишине мистер
Понд кротко выговорил:
- Никогда в жизни я не говорил парадоксами. Это все - общие места.
Викарий выглядел определенно сбитым с толку, но самообладания не
потерял и продолжил свой рассказ.