"Борис Дмитриевич Четвериков. Эстафета жизни (Котовский, Книга 2)" - читать интересную книгу автора

достатка... Я его останавливаю - не довольно ли, а он мне еще двадцать
статей перебрал: и что язык свой надо так понимать, чтобы каждое слово
факелом горело, и что все знать - все ремесла, все науки, всю историю,
знать больше, чем все академики, вместе взятые, больше, чем лесорубы,
рыбаки, охотники, сталевары, акушеры, звездоплаватели... Спрашиваю - ну а
сам-то он так-таки все и знает? Все превзошел? А он мне по-латыни: scio
quod nihil scio - единственное, что знаю, - что ничего не знаю. Дело,
говорит, в том, что все это яйца выеденного не стоит, если нет таланта.
Спрашиваю, а что такое талант? Этого никто не знает, и если, говорит,
кто-нибудь будет уверять, что знает, врет, собачий сын.
- Может быть, критики знают? - робко спросил Марков.
- Критики? Едва ли.
- И вы, Григорий Иванович, не знаете? - совсем упал духом Марков.
- Ну, я-то знаю. Талант - это от большой души. Как пение птицы.
Только и талант ни черта не стоит, если направлен во зло человеку. Талант
предназначен, чтобы правде служить, революции. А если талант хитрит,
виляет, на сторону мировой буржуазии переметнется - будь он проклят такой
талант, пропади он пропадом. Понятно?
- Конечно понятно. Если, например, живет в каком-нибудь городе
изобретатель. Думает-думает - и для смертной казни электрический стул
изобретет...
- Вот-вот! На нем на первом и надо этот стул испробовать!
Мише Маркову пришлось по душе предложение Котовского, и он собирался
еще что-то добавить остроумное, но тут раздался голос Ольги Петровны:
- Мужчины! Долго вы там будете тары-бары растабаривать? Им на поезд
скоро, а я их даже еще не покормила!
Когда настал час расставания, Миша почувствовал, что у него что-то
защипало в горле. И как ни храбрился, робость его охватила, так бы,
кажется, бросился к мамаше котовцев Ольге Петровне и спрятался у нее, как
маленький, в коленях от всех бед.
Опять - и уже в который раз! - все летело кувырком, все рушилось,
ломалось. Ведь как ни воевал Миша, как ни щеголял отвагой и выправкой, в
душе он все еще был юнцом и постоянно чувствовал спокойное руководство и
опору, всегда знал, что рядом - Котовский, что Котовский не ошибется,
Котовский выручит, Котовский - и командир, и отец родной, и начальник, и
воспитатель - изберет самый правильный путь и поведет по нему.
Марков не мыслил себя вне рядов котовцев. Он вжился в этот простой и
трудный солдатский уклад, стал настоящим конником и полюбил товарищей -
сильных, честных, отважных людей. И коня полюбил, понял его нутром,
сноровкой, добился того неизъяснимого состояния, когда конь и всадник
нераздельны, составляют одно целое, молниеносно принимают решение и
каким-то особым чутьем избирают лучший для данного случая поступок.
Овладел Марков и строевым делом - слитностью со всеми всадниками, умением
по первому еле уловимому знаку начальника точно и согласованно выполнить
команду. Все эти навыки стали второй натурой Маркова, его существом,
плотью и кровью. Сможет ли он примениться к новым условиям? Завершалась
еще одна полоса жизни, а впереди все было так неясно!
И почему это жизнь так устроена, как будто все время перебираешься в
ледоход через широкую реку? Льдины плывут, сталкиваются, крошатся. Еле
успеешь прыгнуть на новую льдину, как та, на которой стоял, дает трещину,