"Сергей Четверухин. Жи-Ши " - читать интересную книгу автора

этому совету директоров ЗАО "Планета Земля", с призывом простить Африке ее
долги. Потому что жителям Африки не хватает денег на еду, на лекарства, на
жизнь. Каждые три секунды в Африке умирает человек. Уилл Смит в Филадельфии
призывает всех, кто его видит и слышит, щелкать пальцами каждые три секунды.
Потому что каждые три секунды в Африке умирает человек. От отсутствия пищи и
от нехватки лекарств. С экрана несется сухой треск костяшек пальцев. В
апартаментах "15" пестрое сборище карнавальных личностей слушают это
обращение, обсуждают его.
Блаженные филантропы! Наивные гуманисты! Они не понимают, что люди в
Африке умирают ради них. Что это сама природа пока - за них. Что если всем
жителям Африки дать возможность жить в сытости, не болеть и спокойно
размножаться, сколько вздумается, то через сто лет во мне будут жить одни
африканцы! Одни лишь черные! А те некоторые белые, которые еще уцелеют,
будут населять нищее гетто, где-нибудь в Коньково. Я наблюдаю за ними, я
вижу их обреченность и генетическую предопределенность.
Запрограммированность белой расы на то, чтобы раствориться в черной. Как
капля молока в чашке с кофе. Вы напомните мне, что я слишком стар для
переживаний? Вы правы, но должен признаться, что белых мне убивать
приятнее...Такой вот расизм.

В квартире девять на втором этаже совсем тихо. Тринадцатилетняя Юля
отыскала мамины серьги с древними аметистами, засунула их себе в уши и два
часа разглядывала отражение в зеркале. Затем, нехотя укладывая на место,
уронила одну серьгу в аквариум. В пятилитровую стеклянную кубышку, в которой
плавает только одна рыбка. Любимая бананка отца Юли. Рыбка, изнуренная
многомесячной скукой, заглотила серьгу еще до того, как та провалилась в
мутный коврик ила. Теперь Юля звонит подругам, в ужасе кудахчет: "Жесть!
Жесть! Я в шоке! Что делать?!" - и решает для себя, кого она боится больше -
маму или папу?
Звонок в дверь! Юля судорожно шепчет: "Они пришли, пришли! Я
перезвоню!" - и бросает трубку. Ее обреченные шаги шаркают по паркету,
которым я весь выстелен изнутри, чтобы никогда не чувствовать себя здоровым.
Девочка до того напугана, что нарушает первую заповедь родителей: "Смотри в
глазок, прежде чем кому-то открыть!" Она распахивает дверь и вздрагивает от
неожиданности. На пороге стоят двое неизвестных импозантной наружности.
Шикарная брюнетка, которой еще лет десять подряд будут говорить, что она
выглядит на двадцать, худобой и ростом напомнившая девочке пожарный шланг,
фотография которого украшает восемьдесят восьмую страницу Букваря. Аккурат
под буквой "Ш". Брюнетка обмахивает свои впалые скулы и миниатюрные губки
огромными накладными ресницами. Из-под ресниц на Юлю уставился задумчивый
взгляд зеленоватых, мерцающих в глубине, как два пруда, зрачков. Этот взгляд
ни о чем не спрашивает и не дает ответов. Ее спутник внешне выглядит прямой
противоположностью. Они вместе - будто Дон Кихот и Санчо Панса, только
Кихот - женщина, которой он, в сущности, никогда не переставал быть. Юноше
не больше двадцати пяти полных лет, он - пухлый коротышка, его предков лет
шестьсот назад насиловали татаро-монголы. По круглому щекастому лицу юноши,
на котором никогда ничего не вырастет, будто кто-то полоснул бритвой, и
получились две узкие щелки, чтобы обеспечить загадочность взгляда. Коротышка
держит за руку свою спутницу, на них обоих надеты футболки с изображением
пластиковых ведер, заполненных мусором, и надписью "Мэджик вижн". Красной