"Елена Чижова. Преступница" - читать интересную книгу автора

Машиных глаз, она сказала, что у нее есть еще один, дополнительный вопрос, и
отличную оценку, которую Маша заслуживает ответом на основные, она сможет
выставить только в том случае, если получит ответ и на него. Маша кивнула.
Кажется, не полагаясь на себя, женщина вынула еще один лист и просмотрела
внимательно. Она еще не раскрыла рта, но Маша почувствовала: все разделилось
надвое. Одна ее половина готовилась отвечать, другая, как будто глядящая
издалека, уже понимала твердо: на этот вопрос, который будет предложен, у
нее не будет ответа. Женщина спросила, и всей отлетевшей душой Маша поняла:
нигде и никогда - ни в учебниках, ни в книгах - ей не встречалась цифра,
которую от нее требуют. Первая жалкая половина затрепетала и всхлипнула, и
чужим расслабленным голосом, - его звук Маша запомнила навсегда, - она
попросила задать ей еще один вопрос.
"Я не могу, я просто не могу поставить вам пятерку", - женщина
заговорила потерянно, и, понимая, что не простит себе униженной просьбы,
Маша кивнула головой и замолчала. Почти благодарно, словно своим молчанием
Маша снимала с ее души непомерную тяжесть, женщина вывела четверку и вдруг
сказала: "Четверка - очень высокая оценка", - и всей отчужденной половиной
Маша поняла, что она имеет в виду: для нее, в ее положении, четверка была
наивысшим баллом, на который эта молодая женщина могла решиться.
От самых дверей аудитории Маша решительно направилась туда, где неделей
раньше заполняла анкеты. Юная девушка, сидевшая над папками, взглянула
удивленно. Подняв ладонь, Маша остановила вопросы и, получив обратно свой
аттестат, вышла на набережную. Она шла по направлению к Дворцовому мосту,
над которым сияли два слова, вернувшиеся из детства: военная машина.
Дома она сообщила родителям, что забрала документы, и, не вдаваясь в
долгие объяснения, сказала: с четверкой по главному предмету рассчитывать не
на что. Вечером приехал Иосиф, и, уединившись с ним в комнате, Маша
рассказала во всех подробностях, а он кивал и презрительно морщил губы. Маша
морщилась в ответ. В первый раз на ее губах, как прыщ после болезни,
расцвела усмешка, похожая на усмешку брата.
Отец назвал решение малодушным. Всей своей ссохшейся душой Маша
соглашалась с ним, но ничего не могла с собой поделать. "Кем ты станешь без
диплома - уборщицей? Четверка - не повод сдаваться. У меня самого в
матрикуле, - этим словом во времена отца называли зачетную книжку, - тоже
попадались четверки, но рук я не складывал, хотя, между прочим, еще и
работал на производстве". Воодушевленно, как о счастливых временах, он
рассказывал о вузовской юности, когда ему, недавнему выпускнику рабфака,
приходилось совмещать учебу в Политехническом с работой на заводе Марти.
Этапы славного пути, идя по которому отец стал главным инженером
научно-исследовательского института, требовали усилий и самоотдачи. Эти
рассказы Маша слышала не раз, но теперь, после скверного экзамена, едва
сдержала себя, чтобы не выкрикнуть ему в лицо саднящую правду.
Через три дня, страдая от родительских упреков, она устроилась
уборщицей в сберегательную кассу - на Невском, угол Литейного. Заведующая,
оформлявшая ее документы, предупредила, что работа временная, в сентябре
возвращается постоянная женщина, на лето уехавшая с сыном в пионерский
лагерь.
В сберкассу Маша приходила к закрытию и, дождавшись, когда освободится
помещение, принималась мыть, начиная с туалета. К девяти заступал дядька из
вневедомственной охраны, и Маша отправлялась домой: пешком, как в ушедшем