"Мейвис Чик. Любовник тетушки Маргарет " - читать интересную книгу автора

на похоронах услышала, как кто-то упомянул имя Дики, глядя на Саскию и
находя в ней сходство с тем, кого я предпочитала не замечать. И я вдруг
осознала, что для меня это уже не так мучительно. О Лорне, которая умерла
слишком, слишком рано и была моей любимой сестрой, я не хотела забывать. Но,
глядя на отцовскую могилу, в какой-то момент осознала, что все это
необходимо как-то уладить. По крайней мере, похоронить в каком-нибудь
дальнем укромном углу памяти.
Со временем мне стало легче отвечать на вопросы Саскии об отце - долго
ли он тут прожил, какие картины рисовал, был ли красив. Повторяю, время не
только лечит, но и учит. Оно учит отличать то, что в прошлом действительно
важно, от того, что можно отодвинуть на периферию сознания. У Саскии есть
отец. Этот факт нельзя было игнорировать вечно.
Постепенно я извлекла на свет Божий снимки, уничтожить которые у меня
не поднялась рука, - фотографии, на которых Дики и Лорна были сняты вместе,
всегда смеющиеся, такая красивая пара. Саския забрала снимки к себе в
комнату и невинно радовалась тому, что они сохранились. В конце концов,
своим рождением она была обязана им обоим, мне оставалось лишь принять это
как данность. Так или иначе, вскоре в ней проявился талант к рисованию, и не
только талант, но и страсть. Разглядывая ту или иную картину, она
становилась так похожа на своего отца, что притворяться, будто это не так,
делалось бессмысленно. И я знала, что однажды ей захочется с ним
встретиться.
Дики жил где-то в Канаде. Лишь однажды моей подруге во время поездки в
Монреаль довелось увидеть его - как редкую сказочную птицу.
- Ну и как же он выглядит? - с неудовольствием спросила я.
- Похудел, поумнел и смутился, увидев меня. Насколько мне известно,
пока не выставляется. Встреча была совершенно случайной.
- Но он все еще рисует?
- В основном лица и торсы. Думаю, и продает потихоньку, хотя не
афиширует этого.
Я вспомнила, как выглядела Лорна после того, как ее удалось кое-как
сложить.
- Видно, находит подходящую натуру, - мрачно заметила я. - Не говори
Саскии. Пока не стоит.
Позднее, не сейчас, сказала я себе тогда. Но когда после своего
шестнадцатилетия Сасси с неожиданным, судя по всему, для самой себя
воодушевлением заявила: "Мне хотелось бы повидаться с отцом", - я сразу
согласилась. Время, как старая заботливая нянька, более или менее убаюкало
мою непримиримость... Ничто не вечно, кроме самого времени, а в моем
распоряжении был лишь ничтожный его отрезок. Единственное, в чем можно быть
уверенной, так это в неизбежности перемен.
Я продолжала усердно и с удовольствием трудиться. И оставаться
"тетушкой Маргарет" - так шутливо-почтительно к моим юным тогда годам
прозвали меня друзья и доброжелатели, и почему-то это пристало ко мне
навечно. Я была общительной настолько, насколько бывают общительны одинокие
матери, - возила Саскию во время каникул в разные места вроде семейных
санаториев, где, пока она играла с детьми, я читала, бездельничала, заводила
случайные знакомства, таскала ее по лондонским галереям, водила в театры и
кино. В целом я была вполне счастлива. Изредка случались скоротечные романы,
но я, разумеется, не помышляла о серьезных отношениях.