"Сергей Чилингарян. Бобка (Повесть о собаке)" - читать интересную книгу автора

лаять если и разрешалось, то по существенной причине. Бобка посмотрел на
окно - и горючий скулеж, как последний выход, комом заперся в его горле. Он
завернул голову к плечу и сунул нос в свою шерсть, в свой сугубый Бобкин
запах, неприметный днем, к природненным, живущим при нем блохам - и не было
ему иного утешения.
После дождей было несколько солнечных дней без ветра, чуть потеплело от
тишины, и вновь объявились комары, - но новый холод загнал их на веранду, в
последний остаток тепла. Там Хозяин добивал их полотенцем, а Мальчик
наблюдал, - он, наверное, уже успел соскучиться по лету, - пока отец не
запнулся об него и не дал подзатыльника. Тут же нашлось для него дело: слить
воду из аквариума, чтобы занести его домой, и принести Капитону корытце с
песком. А Хозяин принялся за мух, последних и квелых: подсекал их ладонью со
стола, со стен, жомкал в кулаке и выбрасывал в раскрытую створку.
Хозяйка собрала пучки лука и снесла их в погреб, а сухие корешки и связки
жухлых грибов оставила. И по прошлому году, по шибанувшему в нос резкому
запаху от теплой одежды хозяев, развешанной на ветру, Бобка вспомнил: скоро
должен быть снег - белое и холодное, будто сразу влезающее в нос сырым,
плотным пухом, гасящим нюх, - может, потому, что запахи земли становились
дальними, загадочно измененными и сразу как бы давними и невозвратимыми, а
сверху нарождалась молодая непривычная жизнь новых запахов.
Но первый снег вышел мокрым, недолгим - продолжением последнего дождя. Шел
он полночи, постепенно укутывая все вокруг свежей, как будто светящейся
изнутри потаенностью. Бобка проспал утреннюю сумерь, до того тихо и пушисто
убаюкал его снег, а когда открыл глаза и осознал нюхом острую снеговую сырь,
то возбужденно заскулил. Как ни чуял он приближение снега, как ни ожидал его
- увидев, взволновался до крайности. Он не узнал окружающий мир, остались
лишь сглаженные очертания. Двор, насквозь пронюханный, просмотренный и
надоевший до незамечаемости двор, оказывается, ожил. Ожил двор и всякий
предмет в отдельности, каждый камушек и дощечка; всем полагалось по пушистой
шапчонке, такой разной у всех, что Бобка сразу постиг их разноликую
сущность: камешки круглые и наивные; забытые у крыльца Хозяйкины галоши, до
снега голые и холодные, теперь важно утеплились на зиму; лестница на чердак
своими чертами ступенек кичилась, что она тут самая стройная и непохожая; а
каждый столбик забора торчал как неподвижный сторож в папахе. Деревья же -
те будто приподнялись над землей: им за ночь побелило все ветки, и они
теперь, темные от прежних дождей, смотрелись как тени снежных полосок от
небесного света.
К середине дня снег съежился до пушистых комочков, хохлясь на кустиках сухой
травы, на дощечках, ветках и ступенях лестницы; а местами его размесили
хозяева. Между комочками проступила земля, вскоре она прочернелась, наползла
на пушистые комочки и растворила к вечеру весь нарядный мир в шапчонках.
Бобка огорчился: вместе со снегом растаяло и чудесное видение.
Но через несколько дней зима пустила перед собой небольшой, подсушивший
землю мороз и двинулась терпеливо, уверенно. Посыпал мелкий снежок, плохо
видимый, но упорный, потом прояснилось, мороз прихватил его корочкой, - и
снова повалило.
Вместе с наступившей чистотой и обновлением настроения на Бобку нашли и
зимние заботы. В начале зимы конура продувалась, - за лето она рассохлась до
щелочек, - и Бобка зябнул на подстилке - на залежанной до сального блеска
старой телогрейке Хозяина. Особенно мерз кончик культи, которую он для